Cубъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь - Владимир Владимирович Познер Страница 33

Странные мы существа. Предсказуемость и неизменность сводят нас с ума, если сопровождают нас с рождения до смерти. Но, попадая в иные обстоятельства, в иную среду, в которой всё подвижно и ненадёжно, не неизменно, в которой постоянно надо искать точку равновесия, мы начинаем страдать по чему-то такому, что неизменно, что внушает нам чувство постоянства, уверенности в том, что то, что было вчера, есть сейчас и будет завтра.

У англичан это есть.

Монарх.

Маргарет Тайлор

В пандан.

Дом, в котором живёт эта женщина, называется «Дом Наследия». Он целиком и полностью посвящён королевской семье. В его четырёх комнатах хранятся более десяти тысяч предметов, так или иначе относящихся к королевскому роду. В основном это абсолютный китч, хотя попадаются вещи ценные, например фарфоровый бюст принцессы Дианы производства фирмы «Веджвуд» стоимостью пять тысяч фунтов.

Какой философ постулировал переход количества в качество? Гегель? Вот бы ему приехать сюда, в «Дом Наследия», чтобы насладиться конкретным подтверждением этого закона: небольшой и малозаметный домик, в котором накапливалась всякая королевская всячина, превратился в… музей!

Да, да, в музей, сюда приезжают туристы из Америки и Японии (от А до Я), чтобы охать и ахать, удивляясь невероятному количеству и разнообразию собранного материала.

Самой госпоже Тайлер почти негде жить: забито буквально всё.

Но я вспомнил её в связи с предыдущим рассказом. Когда я спросил её, как она объясняет свою любовь и любовь своих соотечественников к королеве, она ответила: «Людям нужен кто-то, на кого можно равняться».

Кеннет Уорф

Попробуйте по фотографии угадать, чем занимается (точнее, занимался) сей джентльмен. Кто-нибудь сказал «полицейский»? Браво! Да не просто полицейский. Кен Уорф был личным телохранителем принцессы Дианы. И очень любил её, хотя не произносит этих слов, это было бы не по-английски, нечего выставлять напоказ свои чувства.

– Если бы она не отказалась от личной охраны, по сей день была бы с нами, – говорит он, глядя куда-то холодными, ох какими холодными глазами.

Я хотел было спросить, почему она отказалась, не уговорил ли её кто-то, но сдержался. Что-то в напряжённом лице и угрюмом молчании этого человека как бы говорило: «Помолчите. А то…»

– Знаете, – вдруг ни к селу ни к городу выпаливает Уорф, – я был на самом последнем концерте «Битлз». На крыше их штаб-квартиры на Абби Роуд. Давненько. 30 января 1969 года. Наш патруль вызвали, чтобы согнать их с крыши: соседям не нравился шум. Нет, представляете, «Битлз» поют в последний раз, слушай и смотри на здоровье, ан нет, какой-то лошадиной жопе (перевод буквальный, мой. – В.П.) не нравится. Так что я вошёл в историю благодаря тому, что разогнал последний концерт «Битлз».

Он помолчал. И я что-то тихо пробормотал про Диану.

– Сожалею, сэр, увлёкся прошлым. Проект по реформированию монархии, начатый Дианой, состоялся. Она изменила лицо британской монархии.

Сказал, будто выучил наизусть положение из полицейского устава.

А ведь прав. До Дианы лицо это было надменным, снисходительным, суровым, не выражавшим страданий, боли и, тем более, сострадания. Оно было неизменным, отважным, всесильным, оно выражало презрение, торжество и множество иных чувств, но одного оно не выражало: человечности, говоря иначе, ранимости, слабости, страдания, любви, восхищения. А Диана всё это привнесла. Когда Англия утопала в слезах, стоя у ограды Букингемского дворца, когда вся площадь перед дворцом была покрыта ковром из десятков и сотен тысяч цветов, когда смерть «народной принцессы» оплакивала страна, не стесняясь своих эмоций, сами англичане удивились себе.

Только один человек упёрся, как английский бульдог, – королева Елизавета II, которая отказывалась дать приказ приспустить флаг в честь ушедшей принцессы. Но ей пришлось уступить, и флаг был приспущен.

Диана победила.

* * *

Мысль вдогонку.

Меня всегда занимало то, с каким плохо скрываемым волнением и восхищением мы встречаем титулованных особ. В странах, избавившихся к тому же от монархов не самым деликатным образом, в Америке, России, Франции люди с придыханием говорят: «Вчера на вечере познакомился с графом».

Много лет тому назад в Советский Союз вернулся граф Алексей Игнатьев, автор нашумевшей тогда книги «Пятьдесят лет в строю». На каком-то вечере он был представлен одной дамой как «бывший граф Игнатьев», на что он заметил: «Милая, бывших графьев не бывает. Это всё равно что сказать “бывший пудель”».

Может быть, в этом и заключается ответ? Может быть, это постоянство рода, которое тянется из века в век, переходит из поколения в поколение, может быть, эта неизменность нас пленяет, особенно на фоне нашего существования, когда нет постоянства, когда мало кто имеет представление о своём роде и даже затруднится использовать это слово применительно к себе?

На всякий случай: я – из баронского рода. Правда, не древнего, моего прапрапрадеда наградил баронством Наполеон. Род, повторяю, не древний. Но всё же…

Паб

Есть, по-моему, три вещи, без которых нет Англии. Они – самое английское из всего, что есть английского. Первая – это футбол и его болельщики, о чём речь ещё предстоит. Вторая – это чай, и к этой теме мы тоже вернёмся. Но сначала поговорим о третьей – это паб[30].

В ответ на вопрос «Что такое паб?» можно ответить коротко: это сокращение от слов «паблик хаус», что в буквальном переводе на русский означает «публичный дом». Но буквальный перевод, которым, кстати, грешат все компьютерные программы, часто страдает неточностью и лишён тонкости. Паб – это публичное питейное заведение, которое публично на самом деле, в отличие от публичных школ. Это название – public house – впервые появилось в конце XVII века и использовалось, чтобы отличить частные питейные заведения от публичных, которые были открыты для всех и каждого.

Задолго до этого, в 1393 году, король Ричард II заставил землевладельцев вывешивать щиты на своих питейных заведениях. Подписанное им распоряжение гласило: «Тот, кто станет варить пиво… с целью его продажи, должен вывешивать табличку, иначе он лишится своего эля[31]». Смысл указа – сделать пивные дома хорошо заметными для проезжающих инспекторов, проверяющих качество эля. Кстати, отец Уильяма Шекспира, Джон Шекспир, как раз служил таким инспектором.

Самюэль Пепис, человек, прославившийся в Англии дневником, который он вёл с 1660 по 1669 год,