Клара Лучко - Я - счастливый человек Страница 34

Через день-другой я привыкла и не стала обращать внимание на свой вид. Ведь как бывает: маленького роста женщина, ну, маленькая, и ей, наверное, хочется быть выше. Но про себя думает: «Ну, я маленькая, а высокие каблуки надену и буду среднего роста». Или полная женщина думает: «Ну, я полная. Черное платье надену, и… вроде бы нормально». Я высокая. У меня рост – метр семьдесят. Но я же не думаю, что высокая, а считаю, что мужчины мелкие пошли.

Вот так мы и живем в согласии с собой. А если бы мы каждый раз помнили о своих недостатках? Тогда у нас всегда было бы плохое настроение. И нам было бы трудно жить.

Закончили мы экспедицию, вернулись в Москву, и вскоре режиссер пригласил актеров посмотреть снятый материал. Сидим мы в зрительном зале и, конечно, волнуемся. Вдруг вижу: на экране движется какое-то здоровенное существо, как шкаф. Спрашиваю у актрисы, что по соседству:

— Ты не знаешь, кто это идет?

Она отвечает:

— Не хочу тебя расстраивать, но, по-моему, это ты.

Моей героине Агнии очень нравился моряк по фамилии Бондарь. Агния как увидит его, говорит: «Товарищ Бондарь, приходите к нам морошку кушать». Ну, конечно, война – не до морошки…

Но однажды она набралась смелости и пригласила его в гости. Он согласился.

Агния одолжила «лодочки» у подруги, соседке отдала маленького сына.

Я думала: как же мне построить сцену так, чтобы моя героиня понравилась моряку? Конечно, каждая женщина знает, чем она может привлечь мужчину. Одна очень заливисто смеется, этак призывно. Другая рассказывает веселые истории. Третья прекрасно готовит, может угостить пирожками…

А я решила, что буду танцевать так, как танцевала женщина, встреченная мною на свадьбе у летчика в подмосковном гарнизоне. Конечно, режиссеру не стала рассказывать о том, как хочу построить сцену, он бы мне наверняка сказал:

— Да вы что, Клара Степановна, мы ведь войну снимаем, а вы… танцевать…

И я решила ничего не говорить. Думаю, все само собой образуется.

Но все же мы с гримером придумали прическу: заворачиваются волосы вверх, закалываются шпилькой, чтоб кок двигался вниз-вверх. Нашли в костюмерной облегающее платье. Художника-декоратора попросила, чтобы поставили на тумбочку патефон и пластинку. Обязательно танго.

Начинается съемка. Я аккуратно набираю в чайную ложечку морошку и кормлю Бондаря. Смотрю, как он ест, и улыбаюсь. А потом говорю: «Потанцуем?»

Но этого текста в сценарии нет. Мой партнер несколько растерялся. А я встаю, накручиваю патефон, ставлю танго.

Танцую так, как танцевала та женщина. Мой партнер не очень понимает, что происходит. И режиссер удивился, но молчит. И вдруг засмеялся:

— Замечательно! Так вот и снимем эту сцену.

И вся роль пошла по-другому: в следующем кадре я выхожу из дома, а китель Бондаря у меня на плечах. И иду я мимо соседок такой вальяжной походкой…

Казалось бы, ну что особенного в этой сцене. А для характера она имела большое значение. Как жили женщины во время войны: и холодно, и голодно, и работали сутками. Но каждой хотелось и тепла, и ласки, и любви…

А в следующей сцене – моя бригада работает, и я на своих товарок покрикиваю хриплым голосом. Такая здоровая баба, будто совсем другой человек. Но теперь уже зрители понимают, что в душе Агния совсем другая. Роль стала живая и человечная.

Конечно, не будь той подмосковной встречи, я придумала бы что-то другое. Но то, что увидела, было гораздо ярче и интереснее, чем то, что я могла бы придумать.

Когда я в кинотеатре смотрела картину вместе со зрителями, то зал оживился – все было смешно, нелепо и трогательно…

У режиссера Рудольфа Фрунтова я снималась и в картине «Тревожное воскресенье». Специально для меня он написал роль женщины – мэра портового города.

В основе сюжета – драматическая ситуация: загорелся в порту иностранный танкер, а в его машинном отделении была наша ремонтная бригада. В той бригаде работал мой сын. Я случайно узнала, что он там. Но об этом никому не сказала ни слова и занималась множеством неотложных дел: эвакуировала детские сады, школы и ясли на случай, если прогремит взрыв, чтобы никто в городе не пострадал. И только в конце всей этой драматической истории с пожаром, когда все благополучно закончилось, отстояли от огня не только город, но и спасли ребят-ремонтников и вынесли моего сына на носилках, — только тогда люди узнали, чего мне стоило сохранять самообладание.

Это была сильная драматическая сцена. Очень сильный характер был у моей героини. Важная для меня роль. Интересная. Ведь есть роли внешнего какого-то эффекта, а есть роли, когда у героя в душе что-то происходит. И это гораздо сильнее, чем внешнее проявление. Моя героиня – мэр города – никому не показала, что она, как всякая мать, боится за сына, в глазах ее была трагедия, и никто из окружающих не смог понять, что с ней. Но каждую секунду зрители не забывали, что ее сын там…

Сыграть это состояние героини, ее внутренние метания между долгом и материнским чувством было очень сложно.

Специфика кино такова, что вокруг нет зрителей, нет их глаз, мгновенного отклика. И только потом, в кинозале, на встрече со зрителями можно понять, что тебе удалось или не удалось.

Жертвы популярности

Я люблю Ялту, ее знаменитую набережную, белоснежные корабли у причала, небольшие улочки, скромный чеховский домик… С этим городом у меня связаны яркие воспоминания, на местной студии я не раз снималась.

Но однажды я оказалась в Ялте проездом из Новороссийска, где закончились съемки картины «Тревожное воскресенье». Мне нужно было попасть в Кишинев на «Молдова-фильм». Мне купили билет на теплоход, до крымских берегов путь недалекий, я сошла в Ялте, устроилась в гостинице, чтобы дождаться машины из Кишинева.

У меня было несколько часов свободного времени, и я пошла погулять по городу.

Когда приезжаешь в город, который хорошо знаешь, всегда вспоминаешь минувшее, и не общую картину, а какие-то детали.

Впервые я приехала в Ялту на съемки «Двенадцатой ночи». Вот часовня, где мы снимались с Аллой Ларионовой…

Я зашла на рынок. Здесь когда-то снимались забавные эпизоды комедии «Опекун». У нас тогда был прекрасный актерский ансамбль – Александр Збруев и Георгий Вицин…

Помню, в те дни на Ялтинской студии, где шла работа над нашим фильмом, снимался «Остров сокровищ» с Борисом Андреевым. Он плохо себя чувствовал, у него болели ноги. Он выходил из гостиницы, медленно шел, то и дело останавливался. Его узнавали, здоровались, хотели поговорить. А он присаживался на лавочку и делал вид, будто наблюдает за людьми, проходящими мимо него.