Борис Джонсон - Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю Страница 37

Нельзя настолько ошибаться. Черчилль был незаменим для успеха. Он одержимо работал, чтобы войска были оснащены новыми вооружениями – самолетами, химическими снарядами и танками. Он был уверен, что они помогут выйти из тупика, а тем временем кровопролитие усугублялось. Осенью того года излюбленная Хейгом стратегия лобового натиска достигла новых глубин безумия. Несмотря на опасения и Черчилля, и Ллойд Джорджа, генерал начал третью битву при Ипре – в ней погибнут 850 000 человек, включая 350 000 британских солдат. Это было побоище с доселе невиданным размахом – промышленный вариант битвы при Каннах.

Затем танки были наконец готовы – и в больших количествах. 400 из них 20 ноября 1917 г. участвовали в наступлении при Камбре, где было достигнуто существенное продвижение. У Черчилля началась лихорадочная активность. Он учредил танковый комитет и поставил задачу произвести 4459 единиц к апрелю 1919 г. Когда рабочие танкового завода заважничали, Черчилль угрожал послать их на фронт. Тем самым трудовой спор был разрешен. Потом произошло воодушевляющее событие: в сражении при Амьене 8 августа 1918 г. бронированные левиафаны сокрушили немцев.

Шестьсот британских танков прорвали оборону, преодолевая траншеи и крепко удерживаясь на пространствах грязи, вражеские пули расплющивались, попадая в их крепкую металлическую оболочку, – как это представлял себе Черчилль. Верно, что немцы вскоре научились преодолевать страх, подобно тому как римляне перестали бояться слонов Ганнибала. Через несколько недель немцы стали довольно эффективно уничтожать танки. Но урон их моральному духу уже был нанесен. Генерал Эрих Людендорф назвал первый день сражения при Амьене «черным днем» немецкой армии, и его можно считать началом конца.

Решающим в тот день было участие танков. Вспомните безутешных пленных солдат, которых Черчилль увидел 9-го числа. Они были разгромлены с помощью машин, соавтором изобретения которых был Черчилль. Где бы он ни находился в тот день, он видел следы этих монстров.

Все же давайте уточним, какова была его роль. Да, у него имелась выраженная природная склонность к изобретениям и импровизации – он любил подумать о различных вещах с практической и механической точки зрения: от «подпруги», придуманной им трубки из коричневой бумаги для предотвращения крошения сигар, до вопроса о том, как уменьшить раскачивание сборных морских портов «Малберри», использовавшихся при высадке в Нормандии. В детском возрасте он любил строить крепости, как-то он с братом Джеком смастерил катапульту и успешно стрелял из нее по корове яблоками.

Он любил живопись и кладку кирпича, ему нравилось создавать пруды и заниматься земляными работами. В своем поколении он не только был одним из инициаторов полетов на самолете, но и одним из первых, кто сел за руль автомобиля (его приятели «хьюлиганы» боялись лихачества Черчилля и отказывались быть пассажирами). Он пытался постичь возможности атомной бомбы и задумывался о том, что будет, если оснастить самолет торпедой. Его энтузиазм в отношении технических инноваций – с их содействием прогрессу человечества – был частью его виговской личности. У него была замечательная способность наглядно представить, четко выразить, разжечь в других воображение и укрепить их уверенность.

Конечно, он не был ученым, но его нескончаемо плодотворный и игривый интеллект узаконивал желание исследователей поэкспериментировать и угодить ему. Некоторые из идей, возникших в таком сотрудничестве в военное время, были замечательными, но нелепыми, вроде плана создать гигантские плавающие авианосцы, смешивая лед с опилками. Этот материал известен как пайкерит в честь его изобретателя Джеффри Пайка из военно-морского флота. Известна история о том, как Маунтбеттен продемонстрировал его исключительную твердость Черчиллю и Рузвельту.

Маунтбеттен взял глыбу замерзшего пайкерита на Квебекскую конференцию 1943 г. и выстрелил в нее из своего служебного пистолета. Охранники, стоявшие снаружи, бросились внутрь комнаты, думая, что произошло покушение, а пуля отскочила от пайкерита и чуть не убила британского маршала авиации Чарльза Портала.

Таков путь научного эксперимента. Пайкерит мог быть триумфом, но не стал им. Танк мог оказаться провалом, но заработал с ошеломительным успехом. Этим успехом он обязан творческому напору Черчилля, его способности выдвинуть какую-то идею на передний план своей умственной деятельности и продолжать работать над ней, пока она не станет реальностью, подобно тому как мысленный образ проступает в красках на холсте.

Разумеется, интерес Черчилля к машинам был отчасти агрессивен: ему были нужны самолеты, танки, газ, бомбы, потому что он хотел победить, и как можно скорее. Но подоплекой тому было его сострадание, желание уменьшить увечья и несчастья, свидетелем которых он стал. «Машины сохраняют жизнь, – говорил он в начале 1917 г., еще до того, как танк оправдал себя. – Мощь машин – замечательная замена живой силе. Мозги берегут кровь. Маневр значительно разжижает кровопролитие».

Вот почему он пошел на масштабную фланговую операцию в Галлиполи, вот почему выступал за ковровые бомбардировки уже во время Первой мировой войны, вот почему лично следил за производством огромного количества иприта. Для этого же ему был нужен танк – чтобы снизить смертность среди людей, которым приходилось идти или бежать под градом металлических снарядов.

По полям рядом с Плоегстеером, вблизи проселков рассеяны кладбища с их бесконечными рядами белых каменных крестов. Они свидетели преступной расточительности и ущербности использованной тактики. Своим участием в разработке танка Черчилль не только сберег много жизней, но и содействовал укорочению Первой мировой войны, победе в ней. За это ему надо воздать должное.

И конечно, не только за танк. Окончательной капитуляции Германии немало поспособствовала морская блокада, организованная британским флотом. Это медленное удавье удушение растянулось на пять лет и привело немцев к голоду в 1918 г. Благодаря довоенной деятельности Черчилля на посту первого лорда адмиралтейства флот, переведенный на нефтяное топливо, был готов в 1914 г. к решению таких задач. Мы обязаны ему кораблями как на суше, так и на море.

Я возвращаюсь к лесу, в котором он часто бывал, и, стоя с сигарой и почти пустой пивной банкой, общаюсь в некоем оцепенении с тенями погибших. Но моему раздумью пришел конец. Бельгийский фермер увидел машину, припаркованную вблизи леса, и направился ко мне с видом человека, собирающегося прогнать непрошеного гостя со своей земли.

Я собирался было сказать ему о многих британских солдатах, принявших ужасную смерть, чтобы защитить право бельгийских фермеров на эти леса, но передумал. Я спросил его, слышал ли он об Уинстоне Черчилле. Фермер задумался и поинтересовался, воевал ли тот. Я ответил утвердительно.

«Нужно всегда уважать тех, кто сражался в войне», – сказал фермер. Что же, я выпью за это. Опустошив банку, я покидаю призрачный лес. Ни у кого другого во время Первой мировой войны не было такого сочетания достижений, чтобы одновременно рисковать жизнью на фронте и способствовать развитию совершенно новых направлений в большой стратегии конфликта. Как ему удавалось это?

Есть причина, по которой Черчилль упорно продвигал новые технологии, и они не остались какими-то наметками в блокноте конструктора. К настоящему времени я прочитал большое количество его докладных записок и заметок и поражен не только его бюрократической выносливостью, но и его феноменальным вниманием к деталям.

Из политиков своего поколения Черчилль был не только лучшим оратором, лучшим писателем, лучшим шутником, самым мужественным, самым решительным и самым оригинальным. Ключевым для фактора Черчилля можно считать также и то, что он был самым кропотливым политиком из всех, которых вы когда-либо видели.

В этом – существенная особенность его управления в напряженное военное время. Конечно, он мог бы не концентрироваться на деталях, занимаясь картиной в целом, сосредоточиваясь на крупных вехах в истории. Но биографа Роя Дженкинса постоянно приводил в изумление один из аспектов характера Черчилля – его работоспособность.

Глава 14

Мыслительная машина в 100 лошадиных сил

«Пойдемте, девушка, – говорит дворецкий Инчес, – вы ему нужны, и он не любит посылать дважды». Дворецкий указывает вверх по лестнице, а вы чувствуете, как бьется ваше сердце.

Давайте договоримся, что вам чуть за двадцать. Вы хорошенькая девушка из прилегающего к Лондону графства, в туфлях на низком каблуке, в юбке благоразумной длины и не слишком усердствуете с ювелирными изделиями или косметикой. Вы не учились в университете, но хорошо владеете стенографией и умеете печатать как вихрь.

Вы одна из нескольких дюжин его секретарей или литературных помощников, впрочем, среди них встречаются и мужчины. Но все они на протяжении нескольких десятилетий стояли дрожа у подножия этой лестницы. Вы получили место в окружении великого человека, скажем, в двадцатых или тридцатых годах, не важно, когда именно.