Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова Страница 37

Джон Лилберн в феврале и марте выпускает памфлет в двух частях: «Раскрытие новых цепей Англии». Он обвиняет офицеров и членов Государственного совета в том, что они присвоили себе всю полноту власти, обманули народ, низвели его до ничтожества. Он требует распустить ныне существующий урезанный парламент и избрать новый, более полный и представительный, как предлагала левеллерская конституция «Народное соглашение». Он разъясняет народу: «Вы ждете облегчения и свободы от тех, кто угнетает вас, ибо кто ваши угнетатели, как не знать и джентри, и кто угнетен, как не йомен, арендатор, ремесленник и рабочий? Теперь подумайте: не избрали ли вы поработителей в качестве своих избавителей?»

В некоторых левеллерских памфлетах содержался прямой призыв к восстанию. За это Лилберн, Овертон, Уолвин и Принс были арестованы и брошены в Тауэр. Но агитация против республиканских властей не прекратилась. Под петицией в защиту арестованных, поданной в парламент 2 апреля, стояло 80 000 подписей. А вскоре появился новый уравнительский памфлет: «Еще о свете, воссиявшем в Бекингемшире». В нем повторялись принципы, изложенные анонимным автором еще в декабре: свобода слова, равенство в правах и привилегиях, отмена монополий и патентов, выборные гласные суды, прекращение огораживаний, запрещение купли-продажи земли. Всякое угнетение, власть лордов, институт монархии, присвоение чужой собственности объявлялись незаконными. И с полной убежденностью подчеркивалось: «Никто не должен есть хлеб, не заработанный собственным трудом… Ибо кто не работает, не имеет права и есть».

Продолжались волнения в армии. В феврале и марте, когда Государственный совет начал готовить экспедицию в Ирландию, в полках произошли волнения. В апреле открытый мятеж вспыхнул в полку Уолли. Солдаты изгнали офицеров, захватили полковые знамена, потребовали выплаты жалованья и проведения государственных реформ. Лишь ценою больших усилий Кромвелю и Фэрфаксу удалось их утихомирить. Зачинщиков схватили и предали казни самого молодого, самого любимого в армии — Роберта Локиера. На похороны казненного собрались недовольные со всего Лондона и из округи; их было так много, недовольных, что похороны больше походили на демонстрацию: тысячи людей шли по улицам за гробом, и еще тысячи ждали их на кладбище. Похороны эти стали сигналом к новым выступлениям.

Вот почему известие о «мятежном сборище», которое появилось совсем недалеко от Лондона, в графстве Серри, на холме Святого Георгия, столь взволновало Государственный совет. Добавим к этому, что сам председатель совета, Джон Брэдшоу, подписавший письмо к Фэрфаксу с требованием немедленных санкций, владел кое-какими землями в Серри; к общегосударственному интересу, таким образом, прибавлялся личный.

Капитан Глэдмен, посланный Фэрфаксом для рассмотрения дела на месте, во главе отряда солдат прибыл в Серри и расположился в Кингстоне, административном центре округа. Он расспросил офицеров местного гарнизона о мятежниках, собравшихся на холме. И выяснил, что эти мирные бедняки вооружены лишь мотыгами и лопатами; что их собирается зараз не более двух десятков человек; что они взрыхляют бесплодную землю и сеют там бобы и морковь.

На холм он послал четырех своих солдат посмышленее во главе с капралом — разведать обстановку. Те вернулись, ухмыляясь. Возле римского лагеря дул ветер, в небе заливались жаворонки. Полтора десятка бедно одетых людей ковырялись в земле. Когда солдаты подошли к ним, они почтительно их приветствовали и вежливо ответили на все вопросы. Даже самый придирчивый человек не мог бы усмотреть здесь мятежа или злоумышления. Двое из них, видимо, главари, обещали назавтра сами явиться в Лондон и объяснить свои цели главнокомандующему.

19 апреля Глэдмен писал из Кингстона:

«Его превосходительству лорду-генералу Фэрфаксу.

Сэр, согласно вашему приказанию я подошел к холму Святого Георгия и послал вперед четырех человек собрать для меня сведения; они пошли и встретили мистера Уинстэнли и мистера Эверарда (которые являются их главарями, склонившими этих людей к действию). И когда я расспросил их, а также тех офицеров, которые стоят в Кингстоне, я увидел, что нет никакой нужды идти дальше. Я не слыхал, чтобы там с самого начала было больше двадцати человек; мр. Уинстэнли и мр. Эверард оба обещали быть назавтра у вас; я полагаю, вы будете рады от них отделаться, особенно от Эверарда, который, по-моему, просто сумасшедший…»

Капитан Глэдмен был умным офицером. Он хорошо понимал тайную враждебность своего командира к заправилам Государственного совета. Он чувствовал, что Фэрфакс недоволен возложенной на него миссией карателя. Поэтому, заканчивая донесение, он не без тайного злорадства приписал:

«Право же, дело это не стоит того, чтобы о нем писать, ни даже упоминать. Меня удивляет, как это Государственный совет позволяет вводить себя в заблуждение подобными сообщениями…»

На следующий день перед Фэрфаксом в Уайтхолле предстали два человека. Один в крестьянской одежде, другой в потрепанном армейском мундире. Грубые башмаки у обоих стоптаны. Это были Уинстэнли и Эверард, выполнившие свое обещание. Они стояли перед столом главнокомандующего в старых черных шляпах с обвисшими полями и круглыми тульями.

— Шляпы снимите! — приказал стоявший в дверях ординарец.

Но вошедшие не двинулись. Генерал переводил внимательные глаза то на одного, то на другого. Лицо того, что был в крестьянской одежде, казалось приятным и смышленым.

— Почему вы не снимаете передо мной шляпы? — спросил генерал.

— Потому что вы наш брат по творению, — просто ответил человек в крестьянском платье.

Генерал на секунду смешался. В самом деле, и пресвитерианская вера, к которой он принадлежал, в теории признавала братство всех людей перед лицом бога. Но то — в теории. В реальном же мире между ним и этими безвестными бедняками лежала пропасть.

— А как же вы понимаете то место в Писании, — саркастически спросил он, — где сказано: «Воздавайте почести тому, кому полагаются почести»?

— Да будут запечатаны уста тех, кто нанесет нам такое оскорбление! — вдруг вскричал второй, в солдатском мундире. — Все созданы равными на земле, никто не должен принимать почести от собратьев! Это бог мира сего, который есть гордыня и алчность, породил презрение к меньшим братьям!..

Фэрфакс посуровел.

— Назовите себя, — сказал он сухо. — Кто вы, откуда и каковы ваши цели.