Максим Северин - Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта Страница 37

Периодичность выездов на боевые была разной, бывало, что и в неделю по несколько выездов, бывало, и месяц в части безвылазно сидели. В зимнее время боевых действий было мало, в основном воевали летом, когда в горах тепло.

Я помню, как мы поднимались на перевал Саланг, так там и летом в горах лежал снег и было довольно холодно. Самые бои у перевала шли летом 84-го года. Вспоминается одна дивизионная операция. Мы поднялись по боевой тревоге, бронетехника подвезла нас к горам. Нас выстроили офицеры и сказали, что где-то здесь недалеко должен собраться Исламский комитет, который мы должны уничтожить. Вечером нас где-то высадили, всю ночь мы шли в горы, под утро все выбились из сил, на рассвете ротный дал команду отдыхать. Помню, что мы были на вершине какой-то горы, и поднялись туда, не оставив караула, и все уснули мертвецким сном вместе с ротным. Проснувшись, наш офицер сам перепугался, закричал: «Подъем!» Убедившись, что все бойцы на месте и все в порядке, и устроив нам небольшую взбучку, он успокоился.

Вдруг мы увидели, как по ущелью под нами передвигаются два человека. Ротный дал команду их уничтожить, через несколько секунд в ущелье полетели гранаты. Но душманы успели стать за выступ скалы, и взрывы гранат их не достали. Выскочив из укрытия, душманы побежали прочь, мы начали стрелять по ним очередями, снова кинули несколько гранат, но безрезультатно — они опять укрылись за скалой. Ротный приказал захватить этих душманов живыми. Группа солдат спустилась вниз и без особого труда взяла обоих в плен: убегая, «духи» бросили оружие. Оба кричали, что они пастухи. После короткого допроса с пристрастием их позиция изменилась — теперь они называли себя «пионерами». Так ничего из этих «пионеров» мы толком и не выбили, потом мы сдали их местным властям. Но это было после, а пока, оставив с пленными охранение, мы, в соответствии с полученным по рации приказом, выдвинулись к одной из высот.

До заданной точки мы шли еще день. А когда поднялись на эту высоту, то встретились с занявшими ее раньше нас десантниками, которых было человек тридцать. Мы успели отдохнуть на гребне вершины несколько часов, и поступила команда пройти обратно тем же маршрутом, которым пришли, и выйти оттуда к новой точке. Мне было все равно, а дембеля взбунтовались — снова целый день идти по горам им не хотелось, поступило предложение спуститься и вернуться назад ущельем. Ротный опасался, что в ущелье мы попадем под обстрел с господствующих высот, но его все же удалось переубедить, и мы пошли ущельем, под обстрел, к счастью, не попали. На выходе из ущелья мы увидели в бинокли целое стадо перебитых овец, там было примерно 20–30 голов, скорее всего, их расстреляла какая-то наша часть. Взять мясо, к сожалению, было некогда: нам еще предстояло выйти на дорогу, которая и вела к нашей бронетехнике. Немного не дойдя до дороги, мы увидели два выбитых в скале дота. Все были уставшие, и идти проверять эти доты никто добровольно не хотел. Ротный взял с собой одного парня с РПК и отправился осматривать сооружения. Мы тем временем поднялись на небольшую вершину и километрах в полутора увидели дорогу, по которой в тот момент как раз шел БТР с сидевшими на броне бойцами. Мы принялись кричать, свистеть, но нас не видели, тогда дали очередь перед броней из автомата. БТР остановился и развернул в нашу сторону пулемет. Мы замахали руками, дав понять, что мы свои. Позабыв про ротного и пулеметчика, мы побежали к бэтээру. Вся наша группа в 30 человек вскарабкалась на броню. Оказавшись в расположении, сразу накинулись на воду, за минуту 20 человек осушили 36-литровый армейский бак, отдыхать упали на землю там же, рядом с баком.

Потом, когда кто-то из нашей роты подъехал на броне, мы попросили ребят забрать ротного с пулеметчиком, сказав, что они отстали километрах в двух позади. Скоро еле живой от усталости ротный выгружался с брони и плелся к баку с водой.

— Ваша рота несла боевые потери?

— Ребята погибали, не очень часто, но погибали. Большинство гибло по своей глупости или неопытности. Гибли и в бою, подрывались на минах. Рота все время делилась на боевые группы, действовавшие самостоятельно, поэтому погибших ребят я видел только тогда, когда их привозили в расположение; на моих глазах не погибал никто.

Бывали случаи, когда ребята сами в себя стреляли и специально подрывались. Попал к нам парень после института. Он не выдержал издевательств, написал записку о том, кто во всем виновен, вышел и сам себя взорвал гранатой. Другого молодого парня избили «деды» и выкинули с автоматом в караул, а он вскоре заскочил в палатку и стал долбить по обидчикам из автомата. Говорили, что человек двадцать он убил.

Были самострелы, в основном стреляли себе в ноги. Одного такого самострельщика я знал: он надеялся, что его вернут в Союз, и в карауле прострелил себе ногу. Однако по выходе из госпиталя его вернули обратно в часть.

— Можете вспомнить какие-нибудь нестандартные задачи, которые приходилось выполнять?

— Зимой мы охраняли шедший на Кабул трубопровод. Протяженность нашего охранного участка была примерно 70 километров. Каждую ночь мы курсировали на бронетехнике вдоль трассы, в нескольких десятках метров от которой был проложен трубопровод, доезжая до конца зоны ответственности, где стояли насосные станции с датчиками давления. Проезжали с включенными фарами и останавливались на постах охранения, гарнизон которых был всего несколько человек, и отправлялись обратно. Охранение осуществляли только ночью — днем по дороге ходила наша техника, и душманы опасались к ней подходить.

В основном мы боролись с кражами топлива местными. Нередко ловили их на запряженных парой верблюдов телеге, на которой лежала двухсотлитровая бочка с горючим. Афганцы пробивали трубопровод, набрасывали на него скобу со шлангом, закрепляли всю эту конструкцию на болты, протягивали около 200 метров шланга до спрятанной за барханами повозки с бочкой и маскировали врезку песком. Однако со временем солярка проступала сквозь песок, демаскируя врезку. Обычно на базе нам сообщали, что на отрезке упало давление, и мы отправлялись на поиски повреждения трубопровода. Если обнаруживали прорыв или труба была прострелена из автомата, то докладывали об этом по рации, и на устранение прорыва выезжали специалисты.

Однажды мы стояли у ребят на посту охранения, как вдруг резко упало давление в трубе. Мы не спеша поехали на бэтээре по трассе, пытаясь рассмотреть повреждение. В одном месте мы увидели проступившую сквозь песок солярку, сразу остановились, выключив фары. Нас было всего четверо: водитель, сержант и я с сослуживцем. Обойдя сбоку бархан, мы поймали двух афганцев при двух верблюдах и десятке бочек, часть из которых уже была наполнена. Связав афганцев, мы привязали их верблюдов к бэтээру и, доложив по рации о повреждении трубы, медленно поехали во 2-й батальон. К разбирательству подключился Цурандой, и местные власти принялись вычислять, кто и для чего воровал солярку.