Владимир Мелентьев - Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли Страница 37

Словом, обстановка для Наполеона оказалась архисложной. Неслучайно некоторые из приближенных настойчиво советовали ему «спасать себя, пока еще есть время».

Чичагов, уверенный в неминуемом пленении Бонапарта, поспешил разослать в войска приметы Наполеона, главной из которых был малый рост. Впрочем, поразмыслив, адмирал распорядился: «Для вящей же надежности ловите и приводите ко мне всех малорослых французов».

Наполеону, следовательно, ничего не оставалось, как или содействовать плану адмирала, или продемонстрировать моряку полководческие способности сухопутчика, что он и предпочел.

Поручив маршалу Виктору сдерживать Витгенштейна с севера, другому из своих маршалов, Удино, он приказывает: «Выбить этого слабоумного адмирала[78] из Борисова». 23 ноября французы, опрокинув авангард Палена, ворвались в Борисов.

Теперь уже для Чичагова обстановка оказалась не из простых. Он обратился к начальнику своего штаба генералу И. В. Сабанееву:

«Иван Васильевич, я во время сражения не умею распоряжаться войсками, прими команду и атакуйте неприятеля», затем адмирал спешно ретировался, оставив в Борисове свой «обед с серебряной посудой, багаж, платье и портфель».

Захватив Борисов, Наполеон блестяще осуществляет дезинформацию противника. С большой помпой он стал готовить переправу через Березину южнее Борисова, у села Ухолоды. Сюда шли обозы со строительными материалами, совершали ложные марши войска, у местных жителей «под клятву не раскрывать секрета» собирали сведения о глубине реки с расчетом, что «клятва сия будет непременно нарушена» (так и получилось: в ту же ночь «клятва» стала известна Чичагову). Словом, обман получился, и 3-я Западная армия, оставив у Борисова небольшой охранный отряд, потянулась к месту ложной переправы.

Между тем, тщательно маскируясь, Наполеон строил два моста севернее Борисова у местечка Студенка. Французские саперы, стоя по пояс в ледяной воде, старались вовсю.

Уже 26 ноября здесь началась переправа. На следующий день французы столь же успешно преодолевали этот водный рубеж главными силами. К тому времени (разобравшись в обстановке) к Студенке спешили с юга — войска Чичагова, с севера — Витгенштейна, с востока сюда же стремились казаки Платова и отряд Ермолова.

28 ноября переправа превратилась в ужасное зрелище. С трудом сдерживая натиск Чичагова и Витгенштейна, Великая армия в столь же великом беспорядке (забыв элементарные правила «цивилизованной» войны) ринулась на мосты.

Развязка наступила на следующий день. Не завершив переправу главных сил, Наполеон сжег построенные им же мосты. И хотя потери французской армии были велики, однако ни полного окружения и разгрома неприятеля, ни тем более пленения Наполеона не получилось. Разумеется, причин незавершенности операции было несколько. Однако главным виновником «упущения» Наполеона почитали адмирала Павла Васильевича Чичагова.

На голову опростоволосившегося моряка посыпались обвинения, оскорбления и усмешки и, как водится, подозрения в измене. Вспомнили и об отце его, адмирале Василии Чичагове, якобы еще в 1790 году выпустившим заблокированную шведскую эскадру из Выборгского залива. Особое усердие проявлялось в петербургских салонах, где «ангела хранителя Наполеона» просто возненавидели. Острая на язык жена Кутузова Екатерина Ильинична утверждала: «Витгенштейн спас Петербург, мой муж — Россию, а Чичагов — Наполеона». Отец русской словесности Г. Державин посвятил ему свою эпиграмму, поэт В. Жуковский выкинул из своей поэмы хвалебную оду, посвященную адмиралу. В светских кругах усердно распространялась басня Крылова «Щука и кот», где высмеивается тот же адмирал-неудачник. Басня заканчивается словами:

Беда, коль пироги начнет печи сапожник,А сапоги тачать пирожник.И дело не пойдет на лад…И дельно! Это щука…Тебе наука:Впредь умнее бытьИ за мышами не ходить.

В такой обстановке Павлу Васильевичу ничего не оставалось, как слезно просить об отставке.

После получения двух прошений (не дожидаясь третьего) Александр I вспомнил об опальном генерале от инфантерии Михаиле Богдановиче Барклае де Толли. В приказе его по армии от 6 февраля 1813 года говорилось: «По высочайшему повелению адмирал Чичагов по неоднократному прошению за болезнью увольняется от командования вверенной ему 3-й Западной армией, которая поручается генералу от инфантерии Барклаю де Толли».

Итак, в феврале 1813 года Барклай де Толли снова на коне. «Опять Барклай де Толли! — возмущались ненавистники его. — Не было бы счастья, да несчастье немцу помогло».

Между тем Михаил Богданович хорошо знал своего коллегу по министерскому посту адмирала Павла Васильевича Чичагова — министра морских дел, в последующем члена Государственного совета, командующего Дунайской, затем 3-й Западной армией. Знал с давних времен, когда с молодого флотского офицера (обвиняемого в намерении бежать в Англию к невесте) по приказу Павла I сорвали ордена, сняли мундир, отобрали шпагу и в одном нижнем белье под усмешки придворной знати провели по коридорам Павловского дворца. Целый год просидел подозреваемый в Петропавловке. Кстати, вот что писал о Чичагове граф Ф. П. Толстой: «Это был человек умный и образованный. Будучи прямого характера, он был удивительно свободен и, как ни один из других министров, был прост в обращении и разговоре… Зная свое преимущество над знатными придворными, Чичагов обращался с ними с большим невниманием, а с иными даже с пренебрежением, за что был ненавистен почти всем придворным миром». Таким образом, в общении с царским двором оба военных министра были «недалеки друг от друга». Что же касается виновности «в упущении Наполеона», то Михаил Богданович, конечно, понимал, что немалая вина в том была и Витгенштейна, и Платова, и Ермолова, и в целом Большой действующей армии, руководимой талантливым полководцем Кутузовым против столь же талантливого Наполеона.

Однако встретиться Барклаю со своим собратом по несчастью не удалось. Оскорбленный в своих лучших чувствах адмирал, не медля, покинул пределы России.[79]

Итак, внимание россиян снова было занято персоной Барклая де Толли.

Русская армия к тому времени, миновав границы империи, устремилась в преследование врага. Поражение Наполеона в России сподвигнуло народы покоренной Европы к открытой борьбе, и встречали русских чудо-богатырей «с непритворной радостью».

Вместе с тем война без потерь не обходится, и России, в связи с уменьшением численности русского войска, следовало воспользоваться создавшейся ситуацией в Европе. Первым претендентом на антифранцузскую коалицию в ту пору оказалась Пруссия. Вот почему главное внимание русского командования было нацелено на «интересы» этого государства.