Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин Страница 39

– Так ведь после очередной реорганизации наши отделы объединили в один, а руководство все там.

– Тебя машина ждет?

– Нет, обычно с попутками туда добираюсь.

– С попутками-то не просто. Сколько же времени уходит?

– По-всякому, иной раз за день справляюсь, а другой раз и суток не хватает.

– И часто приходится ездить?

– Как минимум раз в месяц, если срочности какой не бывает.

– Александр, ты задержись немного, зайдем ко мне, разговор есть.

Через несколько минут исполнительный Бугров был в кабинете Куклина.

Иван Перфильевич взглянул на специалиста доброжелательно, встретил улыбчиво.

– Давненько я тебя не видел, выглядишь хорошо. Как дома, здоровы ли отец с матерью?

– Все хорошо, Иван Перфильевич, у отца иногда раны ноют.

– Раны?

– Это он так говорит. Пять ранений получил за войну.

– Да, да, эти-то зажили, а рубцы в душе остались, всю жизнь будут ныть. Как личная твоя жизнь, Саша?

– Отлично. Скоро свадьба будет, вы знаете мою избранницу, она из местных, медсестрой в больнице работает.

– Хорошо. Все как положено. На свадьбу не забудь пригласить.

– Не забуду.

– Так вот, Саша, какой у меня к тебе разговор. То, что в наших краях гидроэлектростанцию строить будут, слыхал, наверное? Из этого никаких секретов нет, и радио, и газеты каждый день сообщают, перебивая друг друга. Но то, что большая площадь должна уйти под воду, сегодня как-то не принято говорить. И случится скоро, что все деревни на Илиме под водой окажутся.

– Все до одной? – удивился молодой геодезист.

– Я в точности не знаю, но, похоже, все. Может, Шестакова сохранится, а от Илимска до Симахинского порога ни одной не останется, это уж точно. Поэтому принято решение – организовать районный отдел по подготовке водохранилища, а начальником этого отдела предложено быть тебе.

– Мне?

– Тебе, уважаемый Александр Павлович.

– Но я ведь простой землеустроитель.

– Ну и что из того, а я по специальности агроном.

– Иван Перфильевич, я же не знаю, что делать.

– Саша, ты думаешь, я знаю. Вот будем вместе узнавать, уму-разуму набираться.

– И что – подумать даже нельзя?

– О чем думать, – соглашаться или не соглашаться?

– Да.

– Я тебе так скажу, твоя кандидатура согласована с бюро райкома партии, и должность начальника отдела – партийное поручение. Я знаю, что ты – кандидат в члены КПСС. Так что, нет у тебя выбора, – хоть и доброжелательно, но категорично заключил зампред.

Водворилась тишина. Иван Перфильевич сквозь оконное стекло засмотрелся на ель, раскинувшую длинные ветки-лапы. Они шевелились под ветром и, казалось, комментировали состоявшийся разговор, ель как будто страстно отмахивалась от ужасающей перспективы, и осыпались ее иголки, и громко падали шишки.

– Сколько ж тебе лет? – неожиданно проговорил Куклин.

– Кому? Мне? – удивленно спросил Александр.

– Да нет, это я елку эту спрашиваю. Уж больно разумна, красива, величественна, как будто собеседник в нашем разговоре.

– Да не меньше ста, наверное, – предположил Александр и усмехнулся.

– Сто лет, говоришь? Может быть. Время бежит быстро. Это для человека сто лет много, а для ели – начало зрелого возраста. Так ведь, Саша, ель конечно не дуб, но лет триста проживет.

– Есть экземпляры и по пятьсот лет живут.

– Ух ты, по пятьсот! Представить невозможно! – по-мальчишески восхитился начальник.

– По пятьсот живут, но не у нас. Здесь уж больно климат суровый, ветер хлесткий, мороз трескучий.

– Да, эта ель, пожалуй, ровесницей нашему селу будет.

– Нет, Иван Перфильевич, думаю, моложе. Похоже, ее во дворе посадили при строительстве дома.

Оба собеседника, залюбовавшись прекрасным деревом, символизирующим время и их родной край, задумались над неразрешимыми вопросами бытия.

– Так, Саша, – вздохнув, заговорил Куклин, – давай, планируй поездку в Братск на завтра, а я позвоню, чтобы тебя переводом к нам направили. Договорились.

Александр встал по стойке смирно и отрапортовал:

– Есть, товарищ начальник.

Молодой землеустроитель вышел из кабинета начальника в сомнении и скверном настроении. Не понимая новой должности, он чувствовал, что быть начальником этого «очистительного» отдела не такая уж великая честь.

Название – «по подготовке водохранилища» мало о чем говорит, но понятно, что подготовка будет связана с очисткой земли от живущих на ней людей, с отрывом их от родных мест, от родительских могил, от прежнего жизненного уклада. Александр, представляя масштаб и суть своей будущей деятельности, расстроился еще больше.

Тревогу пришедшего с работы сына заметила мать.

– Саша, что с тобой? По работе чего или… – она кивнула головой на фотографию в красивой рамочке, где счастливый Саша был запечатлен рядом с красивой невестой.

– Да ничего, мама, все нормально, – отмахнулся сын от материнской заботы, граничащей с любопытством.

– Ой, мать не обманешь, вижу, что-то мучает тебя, – продолжала она приставать к великовозрастному своему ребенку.

– Ты о чем, мать, причитаешь? – спросил вошедший в комнату отец.

– Да вот, спрашиваю Сашу, чем он так расстроен.

– Ты последняя, кто этого не знает, все уже знают, что его мучает.

– Что же это? – предчувствуя неладное, ужаснулась женщина.

– А вот то: он будет людей с насиженных мест сгонять и на другие земли переселять.

– Зачем? И что, против воли людской? – всплеснула руками мать.

– А зачем ему воля, подъедет, на лодку посадит их, как дед Мазай зайцев, и все тут, – вроде в шутку, но в целом правильно и неодобрительно, объяснял суть будущей деятельности сына отец.

Александр возмутился.

– Батя, ну ты-то хоть ничего не придумывай.

– Ой, Саша, Саша, фамилию нашу позоришь. Ванька Куклин вокруг пальца обвел тебя.

– Паша, Ванька же твой друг с самого детства. Может, ты ошибаешься? – в оправдание случившегося вставила слово мать.

– Да, друг, но видишь, что друзья могут сотворить. Всю жизнь Бугровы трудились на благо родного края, ведь наши предки и деревню образовали, и имя она до сих пор носит наше. И вот – всё под корень. Кто решил? Зачем?

– Отец, это распоряжение из Москвы, из ЦК. Мы обязаны его выполнять, – пояснял безвыходность ситуации Александр. – Ты так говоришь, будто я лично водой Илима деревни заливать буду.

– Да если бы ты это сделал, я бы своими руками тебя задушил.

– Паша, прекрати разговор в таком тоне, а ты, сынок, пока не поздно, иди, откажись, – примиряюще проговорила мать.

– Не могу, мама, это партийное поручение.

– И чего?

– Ничего особенного, Ульяна, в партию не примут нашего сына, если откажется.

– И что же теперь нам делать? – всхлипнула огорченная женщина.

В это время в избу вошел Иван Перфильевич Куклин.

– А ты откуда? – неприветливо зыркнула на него Ульяна.

– С улицы. Вы тут так орете, что на берегу слышно.

– Тут не орать, выть хочется, – сердито, не глядя на приятеля, пояснил как будто самому себе Павел.

– Так сразу и выть? Сын-то перед вами в чем провинился? Он плотину строит, и от него зависит, где море будет.

– Ваня, – уже спокойнее сказал Павел, – ты ведь понимаешь, что не было в родове Бугровых людей, кто бы против односельчан пошел, а тем более, стал людей с родного Илима сселять.

– И в Куклинском родове тоже не было. Ты что – хочешь, чтобы кто-то из посторонних пришел и занялся этим, и дров наломал? А кто людей лучше знает,