Леонид Кравченко - Лебединая песня ГКЧП Страница 4

Послевоенная школа запечатлелась в моей памяти как ребячья коммуна. Время было такое голодное, что каждым кусочком хлеба, картошки, яйца — всем делились как могли. И учиться помогали друг другу, вытаскивали даже самых отстающих. Свою самодеятельность придумывали вместе с учителями. А мои родители и жили в этой школе — квартиры для приезжих не нашлось. Здесь и учили ребят. К шестому классу я даже какую-то пьесу написал, потом вторую. Вместе с учителями сыграли пьесу, тут уж, конечно, мои родители гордились моими первыми литературными опытами.

Удивительное необъяснимое явление для детей войны: никто нас особо не принуждал, но мы хорошо учились, очень полюбили свою библиотеку. Трое из нас — мои верные друзья — втянулись даже в игру, кто больше прочитает книг. Горжусь, что первой моей наградой в жизни была книга «Лучшему читателю Логовской сельской библиотеки». Эта книга — сборник произведений Аркадия Гайдара. Все рассказы и повесть «Тимур и его команда» оставались долго любимейшими. Быть мужественным, верным и чутким другом, прийти на помощь раненым, проявить милосердие к нуждающимся — вот какие нравственные уроки усваивал я у Аркадия Гайдара. Какое же глубокое потрясение я пережил много лет спустя, когда узнал о «подвигах» моего героя в далекой Хакасии. Там юный командир кавалерийского полка беспощадно пулеметными очередями косил и собственноручно рубил шашкой без всякого разбора людей — большей частью невинных! До сих пор я был глубоко убежден: человек нравственный не может быть подлецом и негодяем. Что человек совестливый, чистый душою, не может быть хладнокровным убийцей, безжалостной личностью. Оказывается, все это самое страшное — возможно! Вот такие совсем не детские вопросы угнетали меня долго, угнетают и по сей день.

Наступит в России в 1992 году страшная по своим последствиям разрушительная перестройка. За каких-то десять лет страна в своем экономическом развитии будет отброшена на десятилетия. А реформу затеют великие монетаристы во главе с внуком Аркадия Гайдара — другим безжалостным Гайдаром. Цены взлетят в тысячи раз, более 60 млн. россиян окажутся в нищете, миллионы детей — другого гайдаровского поколения станут бездомными, и на них уже не найдется ни Феликса Дзержинского, ни Антона Макаренко с их трудовыми колониями, чтобы броситься спасать выброшенную на улицу, в подворотни, в подвалы, на чердаки детвору. Неужели холодный экономический расчет Гайдара окажется генетическим кодом безжалостного красного конармейца? А ведь очень похоже!

Во время учебы в Велижской средней школе я снова стал лучшим читателем. Но уже районной библиотеки. Теперь в качестве награды я получил огромный том Диккенса «Холодный дом». Признаюсь, было очень трудно, но Диккенса я осилил. А спустя много лет, когда меня, народного депутата СССР, заставят являться на бесконечные допросы по делу ГКЧП, я вспомнил на одном из допросов по странной ассоциации пленившие меня в детстве своей чистотой произведения Аркадия Гайдара и «Холодный дом» как возможный тюремный закуток, куда меня могли упечь современные «гайдаровцы», успевшие обворовать, обанкротить страну, присвоить себе через дикую приватизацию огромные природные ресурсы России и выбросить на обочину истории миллионы обездоленных людей, которым никакие «тимуровцы» помочь уже никак не могли.

Но все это будет потом. А в средней школе, пока несокрушимы были книжные и родительские идеалы, я готов был бороться с любой несправедливостью. Вот проходила зимняя школьная спартакиада, и всех ее участников позвали в райком комсомола, чтобы всем сразу вручить комсомольские билеты. А за что спрашивается — только за лыжный пробег? Ведь среди нас были совсем не достойные для комсомола школьники: плохо учились, некоторые хулиганили, обманывали учителей. Я возмутился и написал в областную молодежную газету письмо, что вот так легко обесценивается звание комсомольца и комсомольский билет. Письмо опубликовали. Большой шум был, а меня заметили и «наказали» тем, что избрали комсоргом школы и членом райкома комсомола. Почетно было. Но странно вышло. На практике ничего же не поменялось. Наступило тебе 14 лет — и айда в комсомол.

Когда шли последние экзамены и мы уже мечтали: кем стать в жизни, какую профессию выбрать, я опять угодил в историю. Поскольку учился с отличием, помог первым своим друзьям прочитать и исправить ошибки в их сочинениях. Они получат «пятерки». А вот проверить свое собственное сочинение по истории Второй мировой войны не успел. Доверился интуиции. Но два дня спустя меня пригласила на тайную беседу директор школы и очень деликатно попросила исправить ошибку в моем сочинении, где я неправильно написал знаменитую фамилию «Черчилль».

— Лёня, ты гордость нашей школы, ты явный золотой медалист, чемпион района по шахматам, пожалуйста, исправь своей рукой ошибочку. И школа наша будет в большом почете: комсорг школы — золотой медалист! Вот так сказала мне явно смущенная любимая моя математичка. И мне вдруг не себя стало жаль, а ее — заслуженную седую учительницу. И я не послушался, отказался.

В тот же день, вернувшись домой, в свое село, все рассказал своей маме, своей самой любимой учительнице признался во всем. Мать одобрила и сказала: «Обман все равно боком вылезет, а так, глядишь, ты по-честному поступишь. Живи, сынок, всегда по совести. А если журналистом станешь, то и пиши тоже по совести». Это было самое главное напутствие на всю мою жизнь.

А на факультет журналистики я все же поступил, и вот как вышло. Тогда без экзаменов поступали золотые медалисты. Но им предстояло проходить собеседование. А вот серебряные медалисты, как и я, сдавали по два экзамена. На собеседованиях царила бесконтрольность. Часть золотых медалистов «завалили», особенно деревенских. Я сдал на «отлично» оба экзамена и стал гордостью всего Велижского района. Ни до, ни после меня уже больше никто не поступил отсюда в МГУ.

Но зато я помню, и всю жизнь буду помнить замечательный лозунг первого декана факультета журналистики МГУ Евгения Худякова: «Газету надо делать чистыми руками». Усвоил эту истину, как и материнскую заповедь, на всю жизнь. А лозунг этот сегодня обрел сверхвысокую актуальность, когда коммерциализация целиком поглотила нашу журналистику.

В студенческие годы я опять оказался среди комсомольцев-максималистов, которые потребовали в письме в Министерство высшего образования провести реформу на факультете журналистики. Освободить нескольких бездарных преподавателей, ввести в учебный процесс стенографию, фотодело, начать издавать свою учебную газету. Мы тогда победили. Нашим комсомольским вожаком был знаменитый Игорь Дедков, будущий блестящий журналист, публицист, литературный критик… На его место потом пришел на три года комсоргом факультета Леонид Кравченко.