Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII Страница 41

— Правильно. Спешить нам некуда. Как ни колдуй, а растение растет по своим собственным законам. Через внутреннюю логику вещей не перепрыгнешь.

— Иштван доволен?

— Еще бы. Мы начинаем готовить смену первоисточнику.

— Сергей, ты — нахал: еще с Цербером у тебя ничего нет, а ты называешь ее первоисточником и уже готовишь ей смену!

— Логика и нахальство — понятия совместимые. В нашем деле, Альдонка, нужно хоть и медленно, но спешить!

Кафе. Играет музыка. Солидная публика, Сергей и Горст за столиком пьют кофе. Горст необычайно доволен и с волнением рассматривает небольшой альбом, где на сером паспорту наклеен десяток старинных марок.

Горст:

— Господин граф, ваше вознаграждение не соответствует моей услуге! Я не знаю, смею ли я принять его…

— Смеете, герр Горст: моя невеста пожелала, чтобы я научился стрелять, и ради нее я хочу стрелять хорошо и красиво.

— Если здесь замешана ваша невеста, то я сдаюсь, но с условием: позвольте мне дать вам еще четыре десятка уроков?

Они смеются. Сергей:

— По рукам, дорогой герр Горст!

Позднее лето. На берегу большого горного озера в укромном месте сидят Иштван, Сергей и одетый художником Вилем: у него отросли борода и грива волос, ярко-желтый шарф небрежно наброшен вокруг шеи, в зубах трубка с длинным мундштуком. К ветвям куста прислонены мольберт и этюдник. Вилем:

— Этот отель — место, где постоянно останавливается в Женеве немецкая делегация при Лиге Наций. Так сказать, ее штаб-квартира. Делая зарисовки с известных политических деятелей там, в Интернациональном баре, я заметил, что Рой особенно дружен с одним молодым чиновником. Потом через бармена Эмиля незаметно узнал его имя и фамилию: Фридрих Айхеншток. Через фрейлейн Эльзу, дочь полковника Тона, живущего в Женеве под видом журналиста, познакомился с Айхенштоком. Он подчинен Рою, шифровальщик. Пустой малый. Дуб. Самолюбивый, постоянно нуждается в деньгах. Я уже занял ему сто марок.

Иштван:

— За вашей дружбой не наблюдают? Что говорит полковник?

— Он до смерти рад, что я ухаживаю за его дочерью. Я делаю туманные намеки насчет будущей жизни фрейлейн Эльзы в Амстердаме. Ее мама уже стала ко мне значительно внимательнее! Думаю, со стороны папы, этого старого контрразведчика, пока опасности нет.

— Будьте осторожны, Вилем. Побольше осмотрительности, мой друг! Не спешите. Разведка — враг спешки: наши ошибки нельзя исправить. Поэтому «тише едешь — дальше будешь», как говорят русские.

— Все учту, товарищ Иштван.

— Сергей, как обошлось дело с заменой товарища Виле-ма на Курта?

— Гладко. Раз липа надежная, то все остальное всегда проходит незаметно. Курта уже видела наша Цербер и нисколько им не заинтересовалась. Раз, шутя, бросила: «Жаль, что парень — немец из Судет, из него вышел бы хороший эсэсовец!».

Иштван:

— А судетских немцев разве не берут в эсэсовцы?

— Берут, и Курт в свое время пригодится. Когда я добьюсь своего с Цербером и исчезну со сцены, тогда…

— Я заменю тебя, Сергей!

— Как управляющий моими имениями в Венгрии и Чехословакии, но незаметным связистом может стать водитель машины гауптшарфюрера молодой эсэсовец Курт! Не так ли, товарищ начальник?

Гостиная Дорис. У двери прощаются Сергей и Дорис. Видна розовая половина ее лица.

— Еще последний поцелуй, милый!

Сергей торжественно:

— Да, Дорис, последний. Прощальный.

Дорис отступает на шаг. Поворот лица. Видна черная половина. Подозрительное и настороженное:

— Прощальный? Ты уезжаешь в Америку? Что же ты молчал?

Сергей гордо выпрямляется:

— Ты сделала свое дело, Дорис. Я понял свое ничтожество и хочу искупить потерянное в поцелуях время. Еду в Венгрию, там поступаю в ударный отряд организации «Скрещенные стрелы». Буду гауптшарфюрером, как ты, моя водительница и идеал. Ты победила. Я приберег это известие как подарок и кладу его к твоим ногам. Прощай.

Он по-военному вытягивается и щелкает каблуками.

Дорис вне себя от удивления. Она рычит:

— Подарок… Какой подарок? К ногам… Ничего не понимаю!

И внезапно порывисто бросается ему на шею.

— Ты никуда не уедешь: ты — моя первая и последняя радость, ты мой, только мой! Какая нелепость… Какие «Стрелы»… К черту, слышишь, все ваши венгерские стрелы к черту!! Все стрелы мира! Я нашла тебя в темной ложе ночного кабака не для того, чтобы отдать каким-то стрелам. Ты — мой! Я тебя не отдам никому — ни венгерским стрелам, ни немецким свастикам, ни американским звездам: ты — мое счастье, моя жизнь, моя стрела, моя свастика и звезда!

Дорис сильными руками бросает Сергея на черный диван. Черная и белая половины ее лица равно искажены страстью:

— Я тебя никуда не пущу! Слышишь?! Я не только гауптшарфюрер, но и женщина! Я выстрадала тебя, выстрадала твою любовь: ты — мой!

Нарядный город днем. Перед гостиницей под каштанами на тротуаре корзины цветов. Рядом на скамеечке дородная чистенькая старушка в белом чепце и темном платье в клеточку. Подходит Сергей. Говорит громко:

— Две больших гвоздики, пожалуйста. Я выберу сам. Он наклоняется и добавляет быстро и шепотом:

— Завтра утром, матушка Луиза, в девять, в парке Ариана на той же скамье.

Парк. Сидят Иштван и Сергей, между ними продавщица цветов.

— Я сразу узнала его, товарищи: тот самый, который давал деньги Курту на зажимы и листовки… И на краску… Он сам купил Лизе сумочку для краски! Он, говорю, он самый! Сын или внук знаменитого генерала или богатого помещика из Африки. Зовут Адриан, фамилии не знаю. Чистый барин, то есть барин самый первый сорт, а вот нам сочувствует: сам красил лозунги на тротуарах и с этими листовками рисковал головой! Он, я не ошибаюсь! Живет в гостинице!

— Дело не пойдет, — говорит Иштван. — Советская разведка никогда не контактирует с членами коммунистических партий!

Сергей:

— Курт не состоял в немецком комсомоле, Гитлер помешал оформиться. В партии, тем более, не состоял. Курт — честный немец и антифашист по убеждению. Молодежь повсюду разочарована своим положением — что аристократ Адриан, что рабочий Курт. Пусть Вилем узнает фамилию Адриана. Это важно!

Иштван:

— Может быть, это будет новая линия, дополнительная?

Сергей:

— Но Адриан слишком молод. Он, вероятно, еще никогда не служил!

— Тем лучше. Нам нужен не чиновник, а преданный и проверенный друг. Служить Адриан станет там, где мы ему укажем! Материально он обеспечен, его общественное положение прекрасное! Начинаем новую линию! Это большой успех! Очень большой успех! Адриана мы назовем Африканцем.