Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев Страница 43

Если Хилл или его агенты на Украине и имели отношение к убийству Эйхгорна, он никогда не признавал это в печати. Аналогично, если Локарт и знал об этом или если Мура не провела все время своего отсутствия, содрогаясь от прикосновений своего мужа или путешествуя пешком на большие расстояния, то они оба очень хорошо замели свои следы. Один человек не стер полностью всех следов – это Френсис Кроуми, который был занят ведением интриг против большевиков на всех фронтах. 26 июля он написал адмиралу Холлу – начальнику военно-морской разведки о том, что он «отправил доверенного человека в Киев, чтобы быть в курсе интриг на Черном море»[286].

Если верить западной прессе, большевизм был обречен. Даже речь Ленина на заседании Центрального комитета 28 июля была мрачной. Он говорил о «тяжелом и унизительном мире» с Германией и о том, что союзники-империалисты, белые и левые эсеры-контрреволюционеры начали «ковать железное кольцо на Востоке, чтобы задушить Советскую республику». Даже немецкие газеты предсказывали, что «большевизм должен рухнуть»[287].

Мура, державшая ушки на макушке, а руку на пульсе событий, была готова к такому исходу. И в равной степени она была готова, если бы этого не произошло. Кто бы ни победил, кто бы ни погиб, она наверняка бы выжила. Она прошла долгий путь со времени своей наивной привязанности к Керенскому – правителю, превратившемуся в беглеца и ссыльного парию. (Муру немного позабавило, когда она прочла в красных газетах, что Керенский был «избит рабочими» в Лондоне, когда появился там на публике в первый раз.)[288]

Теперь она научилась идти в ногу со временем – бегать и с волками, и с охотниками. Чему она еще не научилась – так это страдать от разбитого сердца.

Часть вторая. Любовь и выживание. 1918–1919 гг.

Это были необыкновенные времена, когда жизнь была самым дешевым товаром и никто не мог заглядывать дальше чем на 24 часа вперед. Мы нарушали все условности. Мы прошли все вместе, деля опасности и удовольствия тогда, когда месяцы равнялись годам.

Глава 10. Заговор Локарта. Август 1918 г.

Если большевизм должен был рухнуть, то теперь настало время треснуть фундаментам и зашататься краеугольным камням. Английские войска, которые были предметом слухов и предположений уже более двух месяцев, наконец начали высадку в Архангельске в пятницу 2 августа. Союзники были полны решимости открыть свой Восточный фронт с Германией и для этого были готовы воевать с большевиками.

В те жаркие летние выходные весть об этом распространялась от города к городу и из газет в кабинеты комиссаров как пожар, разрастаясь по дороге. Говорили, что генерал Пуль высадился с десятью тысячами человек – нет, двадцатью; нет, пятьюдесятью; нет, сто тысяч солдат союзников высадились, чтобы присоединиться к Чехословацкому корпусу на Волге. В то же самое время семь японских дивизий шли по Сибири; вместе с вооруженными силами союзников они разобьют немногие верные большевикам дивизии Красной армии и задушат большевизм в колыбели.

Некоторые из менее хладнокровных комиссаров начали паниковать, и делались шаги к подготовке большевистских архивов к уничтожению. Лев Карахан из министерства иностранных дел сказал Локарту, что правительство уйдет в подполье и будет сражаться, если это потребуется. А пока они обратились к своему новому другу за помощью. На встрече в посольстве Германии новый посол Карл Гельферих отверг настоятельную просьбу большевиков заключить русско-германский военный союз, чтобы противостоять наступлению англичан. Вместо этого он тайно связался с Берлином и предложил, чтобы Германия сейчас действовала так, чтобы уничтожить большевизм. Его предложение шло вразрез с официальной политикой Германии, но было благосклонно принято многими членами правительства. Но осуществить его было невозможно. Германия шаталась после провала весеннего наступления на Западном фронте и с трудом отражала там вражеские атаки. Хаос и война на ее восточных границах были немыслимы. Так что, не желая разделить судьбу своего предшественника или быть захваченным в Москве вторгшимися союзниками, Гельферих уехал в Берлин, едва ли проведя в Москве неделю[289].

Вожди большевиков испытали настоящий страх и стали наносить более жестокие, чем когда-либо, удары по всему, что воспринимали как угрозу. Через несколько дней после высадки войск в Архангельске в Москве и Петрограде начались аресты граждан Великобритании. За одну ночь Локарт и его люди стали врагами государства.

После своего возвращения в Москву из Йенделя Мура стала жить с Локартом, удерживаемая рядом с ним силой обстоятельств в такой же степени, в какой и нежеланием расставаться с ним.

Позже будут утверждать, что в Москве ее удерживали другие узы. Время ее шпионской работы на Украине закончилось, но у ЧК была для нее более срочная работа[290]. Владея сердцем британского агента, она становилась идеальной шпионкой; жизнь с ним под одной крышей давала ей превосходные возможности. Считается – хотя это и не доказано, – что она передавала в ЧК информацию, полученную в миссии Локарта.

Если Мура и была виновна, мотивы ею двигали серьезные и сложные и проистекали из желания выжить. Ее любовь к Локарту была глубокой; она и возбуждала, и смущала ее. Но для Муры инстинкт самосохранения был все же сильнее, и она училась делать ставки на хитрость и осторожность.

Выживание было мощным императивом, и женщине из аристократического круга, живущей среди красных в 1918 г., было трудно справиться с этой задачей. Люди ее круга – дворяне, представители буржуазии, богатые предприниматели, собственники и помещики были чудовищем, которое большевики были полны решимости уничтожить. Причем сделать это буквально. Тех, у кого не было желания, или ума, или средств, чтобы бежать из России, лишали собственности, и они становились врагами на своей собственной родине. Кампания против них поднималась медленно, но усилилась, когда весна 1918 г. сменилась летом. Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа была написана Лениным после революции и принята Третьим съездом Советов в январе 1918 г. Она дала новому государству название – Российская Советская Республика – и стала ее первой функциональной конституцией[291]. Она создала Красную армию и советский чиновничий аппарат, отказалась признать суверенный долг России и уничтожила частные собственность и капитал, сделав все земли, промышленность и банки России государственной собственностью. Большая часть сельскохозяйственных земель и городских зданий были захвачены государством еще до конца января согласно более раннему декрету, но частные дома и личные ценности в основном еще не трогали, за исключением случаев грабежа и незаконного вселения в здания. Но весной 1918 г. все начало меняться.