Рустам Мамин - Память сердца Страница 43

– Ну вот, а ты волновался! Ну их, этих бухгалтеров…

Вот, казалось бы, и всё… Но об одном из чиновников от кинематографии, встреченном на семинаре, рассказ хотелось бы продолжить. Я намеренно не называю его фамилии, об ушедших в мир иной плохо не говорят. Да и не в человеке дело! Дело во вседозволенности, которую получали у нас, в Стране Советов, чиновники высокого ранга – «слуги народа»! Говорят, если хочешь проверить человека, дай ему власть – вот тот архимедов рычаг, которым можно перевернуть мир.

Как ни смешно, но судьба еще раз столкнула меня с тем чином от комитета – на экзаменах на Высшие режиссерские курсы. Мы с женой Ларой уже учились на режиссерском факультете Щукинского училища при Театре имени Вахтангова, даже заканчивали его (было это, по-моему, курсе на четвертом). Госкино Российской Федерации объявило набор на Высшие курсы для работающих в кинематографе практиков-специалистов, имеющих высшее образование. Для нас с женой это было очень кстати: я работал директором картины, Лара – монтажницей фильма. И, получая в театральном училище режиссерское образование, мы все свои курсовые работы сдавали «на пленке», планируя дальнейшую творческую деятельность, естественно, в области кинорежиссуры. Обойдусь без подробностей. Мест для работников ЦСДФ было два, а направление получили четыре человека: кроме нас еще две ассистентки режиссера по монтажу. По поводу кандидатуры Лары были сомнения, так как в сущности специалистом-практиком она стать не успела – всего-то монтажница, да и разряд у нее пока низкий (в приемной комиссии был режиссер нашей студии Володя Коновалов, он-то и сообщал мне все подробности «закулисной возни»). А в моей кандидатуре, как сообщил Коновалов, сомнений ни у кого не было: членам комиссии очень понравились мои конкурсные письменные работы – режиссерские сценарии. Все, вроде, катилось к светлому завершению… Как вдруг в комиссии появился тот самый – знакомый чин от Госкино! На собеседовании никаких вопросов он мне не задавал, но смотрел как-то «скрозь»…

Когда закончилось голосование, Володя, выйдя в курилку, в отчаянии просто развел руками:

– Не понимаю, чем ты ему так досадил? Нет – и все!.. Никаких аргументов! А ведь набор-то их – Комитета РСФСР!..

Бедный Володя! Он не понимал! А я?.. Вроде и понимал, и объяснить сам себе мог… Но никак не укладывалось в голове: неужели это из-за того, что я когда-то по неопытности попытался лишить его компанию дармовых обедов?..

Ничего к сказанному добавить не хочу. Только лишь напомню для сравнения маленький сюжет с бутербродами, предложенными Ленину…

– Любая власть, – утверждает самый светлый персонаж из булгаковского «Мастера и Маргариты», – есть угнетение, давление. Настанет царство Истины, когда никакая власть не будет нужна!..

О, если бы!.. Повторяю, я не судья! Но я живу!.. И потому я – свидетель! А значит, не могу, не имею права быть отстраненным, бесстрастным. И я спрашиваю у нашей власти: как могло случиться, что в мирное время – мирное!.. – при попустительстве и с благословения наших правителей развалилась страна, прежде великая мировая держава?! Как можно было «свести почти к нулю» непобедимую и легендарную армию, сломавшую хребет фашизму? А Родину, которой мы гордились и с которой считались все – и враги, и друзья, расщепить на враждующие территории?!

А народ?.. Что сталось с нашим советским народом – неколебимым монолитом? Его нет! Есть враждебно настроенные нации и религии! А те, кого мы сейчас пышно именуем «россиянами», мечутся, отыскивая в муках «национальную идею»!

Мне вспомнился сейчас спектакль МХАТа, наверное, по пьесе Михаила Шатрова, о Ленине. Там один из персонажей, доказывая свою правоту, запальчиво напоминает Ильичу:

– Вы сами говорили, что у нас каждая кухарка сможет управлять государством!..

– Но я никогда не говорил, – кричит Ленин, – что должна!..

Почему же мы так бездумно, так бездарно выбираем свою власть? Ведь дошло до того, что эти правители-кухарки, эти дровосеки от политики столько дров наломали, что народ стал почти нищим – при богатейших природных ресурсах! Промышленность, сельское хозяйство, наука, образование, медицина – с девяностых годов задышали на ладан! А сколько жизней, молодых, ярких, перспективных, брошено было под жернов политических войн и национальных конфликтов, развязанных безответственными политиками?! И как до сих пор душит страну коррупция, чиновничий беспредел?..

Почему не действует Закон? Не правит, а хиреет Справедливость – судебная система? Почему повсеместно попираются права личности?..

Интересно, если бы при том состоянии государства, как в девяностых, с Борей Ельциным, мы оказались бы в сороковых годах – ввергнутыми в пучину Второй мировой войны? Сумели бы мы победить Германию? Вопрос!.. Думается, что германские войска лихо дошли бы до Урала!..

А тогда, при всех ужасах ГУЛАГа, кровавых бесчеловечных репрессиях конца тридцатых – начала сороковых, мы – страна, армия, народ – справились! Победили! Может, негоже с плеча, огулом хулить те годы?..

Сейчас время иное. Народ вздохнул, правда, не совсем еще раскачался – но живет! И живет по-новому. Молодежь опять потянулась к учебе, хотя образование почти повсеместно – платное. Появилось много молодых – дельных, образованных, с четким мировоззрением, с новыми интересными профессиями. Страна меняется, становится сильней и богаче с каждым годом. Молодежи отводится особая роль в построении нового общества. Ох сколько надежд на нее возложено! Дай бог хотя бы только начать! А там… Поможем! Народ всегда поддержит, что ему во благо.

ИТК. Благостная молитва

Не помню, к сожалению, начало анекдота, но последние слова были такие: «…Так, – сказал бедняк, заплакал и добровольно вступил в колхоз». Этот анекдот тогда знали все, наверное, кто-то помнит его и сейчас. А мне, восемнадцатилетнему, вменили в вину политическую статью, как сейчас помню – 58-ю, и еще к ней вдобавок какую-то «букву», определяющую степень тяжести. Меня тогда отстоял, рискуя свободой, а может, даже жизнью, начальник цеха нашего военного завода…

Пожалуй, ситуация эта требует более подробного изложения. Помню, шел на работу. У проходной подошел ко мне мужик, спросил:

– Как фамилия?

Я ответил:

– Мамин.

– Сибиряк, значит?

– Нет, Сибиряк – это писатель. Я просто Мамин.

– Ну, просто Мамин, прошу к машине.

– А мне на работу.

– Мы предупредили, чтобы тебя не ждали. Ты нам нужен…

Я не испугался. Тогда все было подчинено войне: раз я им нужен, наверное, задание какое-то. Только вот домой бы как-то сообщить.

– А домой я могу забежать? И сказать, что я с вами, и там…