Юрий Сушко - Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха Страница 43

По дороге в Ланке Чехова боролась с раздражением: «Магда специально для меня уточняла расстояние от Берлина, делая вид, будто не знает, что в охотничьем домике министра я уже не раз бывала. Или проверяла?.. Дура. Ну и ладно».

…В тот вечер, когда Геббельс впервые пригласил ее на «чашечку чая», он оказался неожиданно сентиментален. Вспоминал свои юношеские влюбленности, первый поцелуй. Даже признался Ольге: «Каждая женщина привлекает меня подобно пламени. Я брожу вокруг, как голодный волк, но в то же время как робкий мальчик. Я иногда отказывался себя понимать…»

– Знаете, я тоже иногда не могу объяснить самой себе своих поступков, – ответила Ольга.

– Родственные души, – усмехнулся Геббельс. – Хоть вы и славянка…

– Вы ошибаетесь, господин министр, – тут же возразила Ольга. – Да, мои родители жили в России, но они были истинными немцами. Константин Книппер происходил из эльзасских немцев. Мама – Луиза Доллинг – тоже немка, родом из Прибалтики. Кстати, мое полное имя Ольга фон Книппер-Доллинг. Что касается имени… Оно имеет древние скандинавские корни – Хельга, что означает священная…

– Я знаю о вас все, Олли. Даже больше, чем вы сами знаете о себе.

«Бабельсбергский бычок», – вспомнила Ольга расхожее прозвище Геббельса, которым его наградили за бурные похождения в Бабельсберге, где располагалась крупнейшая киностудия рейха и куда, словно в резервацию, селили многих молоденьких актрис.

Ей казалось, что в комнатах этого дома все еще витает едва уловимый аромат Лиды Бааровой, чешской актрисы, о романе которой с Йозефом Геббельсом ходили многочисленные слухи, и в желтой прессе время от времени даже проскальзывали язвительные заметочки о «шалунье-приятельнице герра министра». Несмотря на жесткие требования Гитлера, который орал на него, брызгая слюной, министр не в силах был усмирить свою плоть и отказаться от встреч с очаровательной чешкой, оказывая ей всяческое покровительство.

Магда Геббельс не была дурой, как считала Чехова. Она оказалась мудрее фюрера, закрыла глаза на прегрешения мужа и прямо предложила сопернице делить министра на двоих.

– Я – мать его летей, – заявила она Бааровой, – и заинтересована только в том, чтобы в нашем доме всегда царили порядок и благополучие. Меня вовсе не интересует то, что происходит за его стенами. Можете встречаться и дальше. Только вы, Лида, должна обещать мне одно: никогда не рожать от него…

Ну, а сегодня, в погожий летний день, Геббельс решил собрать у себя цвет общества. Кроме актеров, здесь присутствовали также дипломаты, партийные функционеры, видные журналисты. Среди гостей Чехова заметила скучающую Цару Леандер и дружески приветствовала ее взмахом руки, хотя эта пробивная шведка донельзя раздражала ее. Грешно, но втайне Ольга ликовала, когда в актерских кулуарах прошелестели слухи, что фюрер категорически отклонил прошение своего рейхсминистра о присвоении Царе звания государственной актрисы рейха, да еще со своими издевательски-циничными комментариями.

…Застольная речь Геббельса была напыщенной и высокомерной. Министр держался самоуверенно, снисходительно посматривая на собравшихся за большим столом. Он безапелляционно заявил, что нынешнее лето – поворотный этап в истории человечества и еще до Рождества непобедимые солдаты вермахта возьмут ненавистную большевистскую столицу. Такова воля фюрера!

– Впрочем, господа, у нас сегодня присутствует опытнейший эксперт по России – фрау Чехова, – неожиданно заявил Геббельс и в упор посмотрел на Ольгу. – Как вы полагаете, сударыня, закончится ли война до весны будущего года?

– Нет, господин рейхсминистр, – отрицательно покачала головой актриса, не взяв на раздумья даже малой театральной паузы.

– Почему же «нет»? – картинно возмутился Геббельс.

– Вы рискуете, как и Наполеон Бонапарт, который в свое время недооценил опасность российских просторов.

– Но между французами и нами есть разница, – рейхсминистр старался сохранять ироничность тона. – На нашей стороне поддержка русского народа, мы идем к нему как освободители. Большевистскую клику Сталина сметет гигантская волна народной революции. Но, конечно, не социалистической.

– Революция? – теперь уже улыбнулась Ольга. – Их русские уже переживали. Одну в пятом году, потом даже две в семнадцатом. Но ведь революции случается там, где есть реальная оппозиция. Разве сегодня она есть в России? Всех несогласных со Сталиным уже уничтожили, разве не так?.. Это – первое. А второе – в момент опасности все русские имеют обыкновение объединяться.

– Олли, вы неплохой полемист и знаток истории. Но я вам не советую участвовать в публичных дискуссиях. – Геббельс поднял бокал с вином, приглашая к примирению. – Иначе вы рискуете повторить судьбу сталинских оппонентов. Кроме того, вы демонстрируете свое неверие в силу германского оружия, в несокрушимость вермахта. Разве вас не убеждает падение той же Франции, Польши, Чехословакии, большинства других европейских стран? Вы что, верите в победу русских?

– Герр рейсхминистр, я позволяю себе откровенничать только с вами, поскольку полностью доверяю вам. Но я не предсказательница. Я лишь отвечала на ваш вопрос: будут ли германские войска в Москве до рождественских праздников. Свое мнение я высказала. Но ведь могу и ошибаться…

Геббельс ухмыльнулся и кивнул в знак согласия и прекращения дискуссии. Рейсхминистр старался восстановить прежнюю непринужденную обстановку, острил. И, надо признать, нередко довольно удачно.

Обойденный природой, с трудом передвигающийся по скользкому паркетному полу, этот плюгавый человечек явно наслаждался своим положением, высоким постом имперского министра народного просвещения и пропаганды, возможностью собирать вокруг себя самых именитых деятелей культуры великой Германии и – главное! – заставлять их внимать ему.

«Все равно он этих слов мне никогда не простит и не забудет», – понимала Чехова. Вернувшись после вечернего спектакля далеко за полночь, Ольга долго не могла уснуть. Все прокручивала и прокручивала в памяти детали сегодняшнего приема. Потом неожиданно вспомнила дневниковую запись Антона Павловича: «Русские за границей: мужчины любят Россию страстно, женщины же скоро забывают о ней и не любят ее». Грустно усмехнулась: «Вот тут вы ошиблись, дядюшка… Как жаль, что с вами я так и не успела встретиться, поспорили бы…» Улыбнулась: «Я ведь «неплохой полемист». С тем и уснула.

А утром, еще оставаясь в постели, она долго пыталась разгадать странный сон, которым наградила ее прошедшая летняя ночь: Сталин и Черчилль сидят в огромной лодке, скользящей по морским волнам, и без устали спорят между собой, кому из них взяться за руль…