Юрий Сушко - Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха Страница 42

Дождавшись, пока гости покинут гостиничный номер, предприимчивая женщина пригласила управляющего отелем и молниеносно совершила взаимовыгодный товарообмен: сладости от фюрера на французские духи, мыло, кремы, губную помаду и прочую косметику. Поверх своей контрабандной поклажи Ольга бережно положила фотографию Гитлера. «Это – мой пропуск в рай, – решила она, – моя индульгенция». И, как всегда, не ошиблась.

Таможенники на границы ошалели, увидев портрет фюрера, да еще с автографом, и, естественно, даже не заикнулись об обязательном досмотре багажа госпожи. Напротив – молодцевато выкрикнули «Хайль Гитлер!» и с нескрываемым почтением покинули купе актрисы.

Командир эскадрильи истребительного полка капитан Йеп был моложе Ольги, но, казалось, он понимал ее лучше всех остальных мужчин. Именно поэтому она не посмела резко оборвать их «почтовый роман». Когда Ольга читала его письма с фронта, вспоминала слова Льва Толстого: «Ты должна ненавидеть войну и людей, которые ее ведут» и мысленно спорила с ними. Но что делать, если она любит этого воюющего человека? Хотя Вальтер ненавидел нацизм, но ведь все-таки он отстаивал интересы своей родины, правда?..

Но она не знала, смогла ли бы оправдать этого капитана, если бы он воевал с ее родиной…

«А смерть, моя душа, душенька, – делился с ней своими грустными мыслями Йеп, – это смерть, физическая смерть, не более того, наши же души – не умирают».

«Вчера у меня был кровопролитный воздушный бой, в котором все-таки не повезло англичанину, и он со своей машиной нашел смерть… я убийца… я все время твержу себе: меня не свалишь… Думал ли мой противник то же самое? Как долго мне будет везти? Эта ужасная война…

Когда вчера после боя, мокрый от пота, я вернулся к себе на квартиру, в темноту (электрический свет не горит, лишь на столе одна свеча), то нашел три письма от тебя… Мне хотелось иметь маленький медальон с твоим портретом. Когда я вскрыл письмо и действительно обнаружил там медальон, я только повторял: «Спасибо, спасибо, спасибо». Ты услышала мои мысли. Я так радуюсь медальону с маленьким фото потому, что теперь всегда могу носить его с собой. Всегда, когда мне захочется, я смогу посмотреть на него, оно будет со мной в тысячах метрах над Англией, оно разделит мою судьбу, сгорит, пойдет в плен или замерзнет вместе со мной в ледяных волнах.

На улице воет ветер. Я вслушиваюсь в него – я хочу услышать твой голос и твои легкие шаги, и вправду слышу их… Ветер продолжает завывать, бесконечно, беспредельно… Бесконечным должно быть и маленькое «я» во Вселенной…»

«Вчера я снова бродил, при этом проходил мимо французского кинотеатра, в котором шел фильм «Освобожденные руки». Я видел фильм раньше, но мне захотелось снова увидеть тебя. Я счастлив… Мне приятно видеть тебя, но ты не стала ближе. Ты ведь и так всегда со мной… Не было твоего голоса – какая-то француженка тусклым, приглушенным голосом говорила вместо тебя…

Недавно мне приснилось, будто я должен прыгнуть над Англией на парашюте; я приземлился в старом, немного запущенном парке возле небольшого замка и нашел там тебя. Тебя одну. Стены чудовищно толстые, и двери тоже. В огромном камине тлели большие поленья. Мы вместе стояли на коленях перед огнем. Ты сказала мне: «Отныне тебя ожидает тишина и покой, сюда не придет ни один человек, и никто не догадается, кто живет у меня, пока идет война, а она будет идти долго. Никто не проникнет сюда извне… Но и ты ни за что не должен выходить отсюда, иначе пропадешь!»

И я больше не желаю никуда уходить…

Когда я совсем очнулся ото сна, то подумал: не тот ли это страх, который постоянно прячется в подсознании, – страх, что можно пасть над Англией, что, возможно, неизбежен плен на многие годы, что любая связь с тобой прервется, да что, собственно говоря, я уже давно мертв для всех… для тебя…

Все это преломляется во сне в желаемую противоположность… Сновидение – что за странный, вневременной, желанно вневременной мир…»

«Воздушный бой… Я веду соединение… на свободную охоту над восточным побережьем Англии. Как уже сотни раз до этого, мы ввинчиваемся ввысь на несколько тысяч метров… При подлете к побережью я остаюсь только с шестью машинами моей эскадрильи. Вторая эскадрилья оторвалась. И тут почти сразу, далеко под нами я вижу кучу маленьких точек, которые быстро приближаются… Англичане тоже обнаружили нас…»

«…Я только что оторвался от письма к тебе и вошел в нашу столовую, чтобы выпить кофе. Случайно включил радио – или это было не случайно? – и как раз в этот момент диктор произнес твое имя. Думаю, в эту секунду я был более взволнован, нежели ты сама. Потом я услышал твой голос, от этого можно было сойти с ума, здесь, в этой убогой деревушке во Франции… Знаешь ли ты, как мне хотелось удержать каждое слово? Но все кончилось очень быстро. Аплодисменты вернули меня к действительности.

Я был почти уверен, что в начале выступления голос твой перехватывало от волнения… Возможно, перед этим ты думала: «Йеп, слушай сейчас концерт по заявкам – я хочу, чтобы ты меня услышал!.. Я хочу…» Это уже не случайность!..»

«Mon amour, вчера я не писал тебе – бои… Во время полета я много думал о тебе. Мой двигатель работал с перебоями, а вокруг – вода, вода, ничего, кроме воды, насколько простирается небосклон – на сотни километров. Как легко я мог сгинуть в Северном море – но ведь у меня была твоя фотография в кармане…»

Затем им сказочно повезло. Вальтеру предоставили краткосрочный отпуск, во время которого его сон о старом английском замке, находящемся далеко от войны, осуществился…

А потом какой-то смешной, нелепый, очкастый и тощий ефрейтор из летной эскадрильи передал Ольге личные вещи Вальтера и лаконичное письмо от командира полка: «Капитан Йеп погиб».

Озеро Крумме Ланке, дача Геббельса, июль 1941 года

Ранним утром раздался телефонный звонок.

– Фрау Ольга? Это Магда Геббельс. Сегодня мы хотели бы пригласить к нам, в Ланке, вас и некоторых ваших коллег на обед. Вы ведь сегодня свободны в театре?

«Стерва, – подумала Ольга, – даже это ей известно». Действительно, дневного спектакля в воскресенье у нее не было, а вечерний начинался только в семь часов.

– Конечно, весьма признательна вам, фрау Геббельс. Буду бесконечно рада общению с вами и господином министром. Это большая честь для меня.

– Правительственная машина за вами прибудет в полдень. До Ланке совсем недалеко, от Берлина всего шестьдесят километров. Сегодня такая чудная погода, солнышко просто сияет…

По дороге в Ланке Чехова боролась с раздражением: «Магда специально для меня уточняла расстояние от Берлина, делая вид, будто не знает, что в охотничьем домике министра я уже не раз бывала. Или проверяла?.. Дура. Ну и ладно».