Бхагван Раджниш - Я — врата. Биография (Избранные беседы, том VI) Страница 43

«Я не чувствую, что могу сказать еще что-то, кроме того, что уже говорил о нем раньше. Я не хочу никого видеть. Я даже не могу есть больше. Прошу извинить меня, так как вы проделали такой длинный путь, за это особенно извините».

Я попросил его не огорчаться и сказал, что мы могли бы устроить встречу позднее, когда он вернется в ашрам и полностью выздоровеет. Я немного поговорил с Аммафии (мама Бхагавана) и с Шайпендирой и Амитом (братья Бхагавана). С помощью сына Дада медленно вышел из комнаты, чувствуя себя разгоряченным и истощенным. Мы привели его в комнату и положили на кровать. Он закрыл глаза и заснул. Я вернулся в ашрам.

Дада умер 8 сентября 1979 года в 8.45. Но это была смерть его физического тела. Состояния самадхи — состояния отделения ума от тела, он достиг намного раньше: в тот же день, в три часа утра. И с этим первым проблеском вечности он стал осознавать, что умирает. Он послал записку Бхагавану, в которой попросил его прийти, если тот желает попрощаться с ним. Однако немедленно вслед за этим он отправил другое послание Бхагавану, в котором сообщал, что больше нет нужды в приходе Бхагавана и что тот не должен приходить. Бхагаван пришел, чтобы увидеть своего отца так или иначе… На следующее утро, отвечая на вопрос Вивек во время своей лекции, он так описывает встречу со своим отцом:

«Вчера я пошел, чтобы увидеться с ним. Я был чрезвычайно обрадован, узнав, что теперь он может умереть правильной смертью. Он больше не имел отношения к телу. Другие два раза я ходил по своему собственному желанию. Вчера он попросил меня прийти, потому что он был уверен, что умирает. Он хотел сказать „до свидания“ и он сказал это прекрасно, без слез на глазах, без какого-либо стремления жить дальше».

Однажды эта привязанность к телу, к жизни исчезает, человек освобождается от цикла рождения и смерти. С отсутствием желания к возвращению назад в тело заканчиваются бесконечные желания, сознание становится свободным и сливается с вечностью. «Поэтому, — говорит Бхагаван, — это не смерть, а рождение в вечности. Или это тотальная смерть, тотальная в смысле, что теперь он не придет больше. А это и есть окончательное достижение. Не существует ничего более высокого… нет ничего выше, чем это».

Эта смерть была экстраординарной, но затем опять была встреча отца и сына — Мастера и ученика. Два существа: одно — уже соединенное с целым и другое — вступающее в него. Это была их последняя встреча. Отец очень любил своего сына. Бхагаван отвечал ему любовью с детства. Во время одной из моих встреч с Дада он с нежностью вспомнил, как однажды во время его болезни Бхагаван, которому тогда было пятнадцать, привычно сделал ему массаж и, несмотря на запрет врача, тайно принес ему сладости и угостил его. Но теперь эта болезнь была последней, и отец и сын были уже другими. Это была невероятная встреча двух существ интимной и еще не разорвавшейся связи.

Бхагаван дал дальнейшее описание этой встречи на хинди в одной из своих лекций:

«В последний день он отправил послание, прямо утром, поэтому я ответил: „Я приду“. Когда я отправил послание о том, что приду, он немедленно информировал меня, что в данный момент в этом нет нужды, не надо беспокоиться. Все же я пошел в три часа. Я был счастлив, потому что его привязанность ко мне, его постоянная потребность видеть меня — эта последняя связь — была разорвана. И когда я сообщил ему, что его комната готова, новая душевая для него построена, через день или два его должны были выписать из больницы, новая машина была уже выписана для него: у него болели ноги и ему было очень трудно ходить, поэтому должна была прибыть новая машина. Услышав обо всем этом, он не проявил никакого интереса ни к новой машине, ни к новой комнате: он только пожал плечами и ничего не сказал. Если бы у него был хоть какой-то интерес, он мог бы вернуться к этой теме. Я был счастлив, когда он пожал плечами. Его пожатие плечами означало, что все это было бессмысленным — теперь все дома были бессмысленными, так же, как и машины. Теперь ничего не надо ждать, ничего не надо было делать».

Так великое празднование началось в Будда — холле около девяти вечера. Ученики кричали, танцевали и пели «Аллилуйя». Этого как раз и хотел Бхагаван. Потому что он говорил:

«Он покинул мир в абсолютном молчании, в радости, в мире. Он покинул мир подобно цветку лотоса, Это было настоящее празднование. И это удобная возможность для вас научиться тому, как жить и как умирать. Каждая смерть должна быть празднованием — но это может быть празднованием, только если это ведет вас к высшим планам существования».

В холле постепенно собралось большинство саньясинов. Я был глубоко в себе, тогда как танец и пение становились все более и более интенсивными.

Около 10.30 тело Дада было перенесено в холл и положено на мраморное возвышение, откуда Бхагаван проводил свои дискурсы. Мама Бхагавана и другие члены семьи в слезах стояли возле тела. Лицо Дада было довольно розовым, и весь он выглядел так, как будто находился в глубокой медитации, не был мертвым. Через некоторое время пришел Бхагаван. Как обычно, он улыбнулся и приветствовал всех поднятыми руками, сжатыми вместе. Затем он положил гирлянду из лепестков вокруг шеи Дада и поклонился. Это была замечательная сцена: энергия в холле была чрезвычайно высокой. Бхагаван коснулся головы своего отца в двух точках. На лекции он объяснил, для чего это сделал:

«Я коснулся его тела в двух местах, один раз Аджна-чакры, потому что здесь было два варианта — либо он мог покинуть свое тело через Аджна-чакру и в этом случае он мог иметь еще одно рождение, только одно. А если он покинул тело через седьмую чакру, Сахасрару, тогда он мог бы не рождаться снова. Вначале я проверил его Аджна-чакру. Я положил руку на его Аджна — чакру, слегка коснулся ее, потому что чакра, через которую уходит жизнь, открывается подобно расцветающему бутону цветка. И те, кто имеет опыт работы с чакрами, могут немедленно почувствовать, всего лишь прикосновением, откуда уходит жизнь. Я был очень рад увидеть, что его жизнь не уходит через Аджна-чакру. Тогда я коснулся его Сахасрары, которая также известна как „тысячелепестковый лотос“, и обнаружил ее открытой. Он вылетел через седьмую дверь».

На несколько минут Бхагаван, улыбаясь, оставил холл, и немного спустя тело было перенесено на ближайшую кремационную землю, при этом его сопровождали сотни саньясинов, одетых в шафрановые робы и певших «Радуйся, радуйся». Около двух часов утра тело было помещено на погребальный костер и его подожгли. Когда пение и танец достигли своего пика, оранжевые языки пламени поглотили тело, и вся кремационная земля окрасилась в оранжевый цвет.