Григорий Костюковский - Напряженная линия Страница 44

Свернули на ведущую через лес тропинку. Немного проехав по ней, увидели склад — длинное из серого бетона здание, наполовину скрытое в земле.

— Вот здесь будет НП Гуцулова, — сказал я.

Полковника Гуцулова мы увидели на небольшом холме, за которым темнел высокий лес. На этот-то лес и посматривал полковник — высокий, крупноголовый, в долгополом резиновом плаще. Его окружало несколько офицеров штаба дивизии.

— А, связисты прибыли? Хорошо, — сказал отдуваясь Гуцулов и, стирая пухлой ладонью пот с лица, добавил: — Тяните в гущу леса, там обоз Сазонова стоит, они направят.

— Слушаюсь! — отчеканил я.

— Только вы осторожно, — шепнул мне капитан из оперативного отдела, — мы сейчас едва из леса ноги унесли: немец там бродит. Правее держитесь: там заслон из казаков, веселее будет.

«Кажется, свершается пророчество начальника штаба, — подумал я, — фланги открыты, немцы закрывают их».

Оставив повозки около бетонированного склада, в котором штабной взвод установил коммутатор, я приказал солдатам взять на плечи катушки с семью километрами кабеля, и мы быстро стали распускать провод.

Наступали сумерки. Из леса тянуло свежестью. Тревожило ожидание неизвестного.

Сорокоумов перебросил кабель через оказавшийся между складом и лесом овраг, закрепив его с обеих сторон за верхушки деревьев. Я направился по лесной дороге. Солдаты шли гуськом, озираясь, прислушиваясь, держа наготове автоматы. Было так тихо, что я слышал биение своего сердца. Со мной пять солдат, идем мы в лес на ночь глядя. А что в лесу?

Справа затрещали ветки. На дорогу выскочил кто-то с автоматом. Мы насторожились, свой или чужой? Неизвестный молча озирался и вдруг нырнул в чащу.

— Лейтенант, немцы, — шепнул Пылаев.

— Ложись, — сказал я ему и крикнул: — Кто в лесу? Отвечай!

Ответа не последовало.

— Немцы! — снова шепнул Пылаев. Сзади раздался топот, но и впереди не стихал треск веток.

— Окружили, — сказал Сорокоумов.

— Спокойно, товарищи, живыми не сдаваться.

— Понятно, — тихо, почти в один голос, ответили Сорокоумов и Пылаев.

— Отползать от дороги в лес, — шепотом скомандовал я.

Мимо нас по дороге стали проходить какие-то люди. В темноте нельзя было разглядеть, кто они. Они шли молча. И только в голове колонны кто-то заговорил на русском языке:

— Здесь обоз должен быть…

Этот голос я узнал, радостно крикнул:

— Каверзин! — и выскочил на дорогу.

— Серега, ты что здесь?

— Связь тяну, а ты?

— Да немец тут отрезал наших, меня прорывать послали. Семьдесят два солдата дали, они в пополнение пришли. Братва ничего, но черт его знает… Везет мне. Был в медсанбате. Выздоровел. Направился в полк, а мне говорят: «С боем туда иди».

Из леса выбежал солдат. Он запыхался.

— Ты откуда? — спросил Каверзны.

— В полк ходил.

— Где полк?

— Не знаю. Немцы метров триста отсюда: я с врачом ходил, отстал оправиться… нагоняю, а врача нет…

— А обоз роты связи видел там?

— Да, он чуть левее, в лесу стоит.

— Звони, Серега, по телефону в штадив, — сказал Каверзин.

Я позвонил. К телефону подошел капитан из оперотдела. Я доложил, где нахожусь и что мне известно.

— Очень хорошо, — ответил капитан, — утром начнем прорывать, придет к вам учебная рота, за ней связь потянут полковые связисты, а вы потянете за Каверзиным.

— Вот это порядок, выставим дозоры да поспим, — сказал Каверзин, — а то прись ночью на рожон.

Телефонный аппарат я поставил около подвод роты связи. Их пригнал сюда старший лейтенант Галошин еще до моего прихода. Увидев меня, он стал жаловаться:

— Кабеля — половина у меня и людей. А при штабе горстка осталась, как они обслужат батальоны — не знаю. И я, маленько бы — и к немцу попал. На, фриц, лошадей, которых я взял у тебя под Корсунью!

Маленький, одетый в длинную, не по росту телогрейку и высокие румынские сапоги, Галошин выглядел очень потешным.

— У тебя кухня есть, корми моих солдат, да и нас заодно, — распорядился Каверзин.

— Да я обед вез для своей роты…

— Твои орлы в Мишкольце в ресторане поедят. И потом: устав знаешь? Первое — я старший. Второе — пища должна храниться не больше четырех часов.

— Да ладно уж, ешьте.

— То-то!

— Миронычев, крой за баландой, — распорядился Пылаев, — возьми ведро у старшины роты, получи на нас и на двух офицеров.

— Пылаев, когда я тебя отучу от блатного жаргона? Что за «баланда»?

— Суп, товарищ лейтенант.

Миронычев принес ведро с супом и, крякая от удовольствия, высыпал в него добрую горсть соли.

— Очумел! — перекосил рот Егоров.

— Да нет, в самую меру.

— В самую меру, от Воронка ты выучился соль любить.

— Беда с Миронычевым, — смеялся я, — так любит соль, перец и горчицу, что хоть не садись с ним есть.

— Здоровей будет! — успокоил Каверзин.

Ночь прошла без тревог. Рано утром подошла учебная рота, и Каверзин, объединив ее со своими солдатами, стал сближаться с немцами. Я со своими связистами пошел за ним.

Противник, увидев наступающих, открыл частый огонь. Мы стали рыть окопчики лежа, едва приподнимаясь на локтях.

Я копал по очереди с Пылаевым. И когда мы вырыли себе укрытие на метр глубиной, облегченно вздохнули, закурили. Мы почувствовали себя в условиях того солдатского комфорта, при котором фронтовику легче дышится и воюется. Правда, отдохнуть нам не пришлось: линия часто рвалась и мы выбегали на порывы.

Бойцы Каверзина медленно продвигались лесом, ощупывая каждый куст и почти непрерывно ведя перестрелку с врагом. Каверзину помогали артиллеристы. Но и немцев поддерживала их артиллерия. Между деревьями клубился дым разрывов, трещали сшибаемые осколками сучья. К полудню огонь противника настолько усилился, что Каверзин не мог с прежнего места руководить наступлением своего батальона. Он наказал мне тянуть связь левее, за небольшую, поросшую кустами высотку. На новое место уходили ползком. Дорогой попалась разбитая «сорокапятка», ей угодило снарядом прямо в ствол.

За высоткой пули не доставали, зато свои снаряды от семидесятишестимиллиметровых пушек, задевая за верхушки деревьев, засыпали осколками. Одним из них убило полкового связиста.

Представитель артиллеристов, бледный, взволнованный лейтенант, теребя пилотку, кричал в телефон:

— Завысьте, бьете своих!

Ему ответили, что это пушки казаков, а не нашей дивизии.

Каверзин послал связного к казакам. Только немного погодя после этого снаряды пошли над лесом выше, куда им и полагалось, к противнику. В ответ противник усилил огонь. Теперь все ближе к нам рвались его снаряды.