Г. Тринчер - Рутгерс Страница 45

Еще не улеглось восхищение, а бригадир уже включает электрический утюг, достает смятую рубаху, гладит ее и отутюженную подымает над головами собравшихся.

Женщины восторженно ахают.

В следующее воскресенье электрики приезжают в деревню посмотреть, все ли в порядке с освещением. Ясный день, но во всех избах горит свет.

— Почему не выключаете? — удивленно спрашивают «аиковцы».

— Боимся, а вдруг опять не загорится?

Электрики проходят по избам. Они заставляют каждого погасить и включить свет.

— Видите, он непременно загорится.

Теперь жители уверены — великое чудо подвластно им.

2 марта 1924-го. Тысячи людей собрались на большой заводской площади, освещенной весенним солнцем.

На трибуне представители СТО, гости из Ново-Николаевска, Екатеринбурга, Томска…

Праздник пуска химического завода открывает директор АИК Кузбасс Рутгерс.

Слово получает руководитель химзавода доктор Малер.

— Товарищи! Поздравляю вас всех с днем нашего большого торжества, — взволнованно говорит он.

Его голос заглушают гудки. Их резкий, пронзительный звук встречают тысячеголосым «ура». Химический завод открыт.

Выступает представитель СТО.

— Рабочие, техники и инженеры Кемерова, вся Советская Россия празднует сегодня вместе с вами. Вы построили в Сибири большое предприятие. Оно даст кокс домнам Урала. Привет и спасибо вам всем. Да здравствует маленький интернационал в Сибири!

И снова громкое «ура».

Выступают представители партии и профсоюза. И последней — Бронка. В ее руке толстая стопка телеграмм.

Поздравления рабочим Кемерова от Совнаркома, Сибревкома, III Интернационала, Американской коммунистической партии. Телеграммы из Голландии, Германии. Поздравления от Баркера из Нью-Йорка, от Тома Манна из Лондона. Приветы и поздравления от уральских заводов и фабрик.

Митинг окончен. Колонна делегатов направляется к коксовым печам. Глухие кирпичные стены. Железные двери закрыты. Вспыхивают электрические лампы. Двери поднимаются. Огненная стена заполняет их проем. Из этого пламени медленно выползает выталкиваемый толкателем коксовый пирог и, раскалываясь, падает на землю. Струя воды из шланга обрушивается на огромные раскаленные куски, и клубы белого пара, шипя, подымаются ввысь.

Первый кокс! Мартовский ветер подхватывает дым, швыряет его в небо. Музыканты подымают трубы: «Вставай проклятьем заклейменный…» Сотни голосов присоединяются к оркестру.

После пуска химического завода среди колонистов стало привычным русское слово «молодцы».

Химический завод работает, потребность в угле растет. Печи выдают кокс и газ. Электроэнергии хватает с избытком. Нужны новые шахты, новые заводы.

Еще месяц назад в техническом бюро колонии Себальд поднял вопрос о расширении деятельности АИК, о присоединении к колонии шахт Южного района и Гурьевского завода.

— Чтобы улучшить наш кокс, нам нужен кольчугинский уголь, — говорил Себальд, — а в Гурьевске мы сможем создать свой сталелитейный завод.

Члены бюро поддержали его.

Сейчас этот план можно осуществить — АИК в состоянии взять под свое руководство новые объекты, ее финансовое положение устойчиво. С Пирсоном, Ганом и Струйном все подробно обсуждено.

Расширить работу стремится не только руководство, это стало требованием масс. Однажды, когда Себальд проходил по мастерским, его остановил венгерский металлист Луис Гросс.

— Товарищ Рутгерс, что это за спокойная жизнь настала у нас?

— Спокойная? Почему?

— Так говорю не я один, многие недовольны.

— Чем?

— Никакой новой работы. Скучно становится. Это не по мне. Я скоро уйду отсюда.

— Забавный парень, — рассказывал потом Себальд. — Хочет уходить от нас, потому что здесь, в Кемерове, стало слишком спокойно. Надо привлечь в партию этого венгерского сорвиголову. И вообще это чудесно, когда люди жаждут большого дела.

Себальд мысленно еще раз пробегает техническую часть своего доклада, отправленного в Москву.

«…До перехода предприятий к американской администрации добыча производилась хищническим образом, не оглядываясь назад в смысле укрепления пройденного пути и производства подготовительных работ. Такой метод работы неизбежно вызвал бы в самом близком будущем необходимость прекращения всех работ по добыче угля. Американцы, стремясь к ведению работ на основах правильной и здоровой эксплуатации, немедленно же приступили к приведению шахт в должный порядок и производству капитальных работ.

Если сравнить процент производства капитальных работ за 1922–1923 годы, то в октябре 1922 года процент таковых к производственной программе составлял 9,5 %, а в мае {1923} (при американской администрации) — 41 %…»

«Да, удалось проделать немалую работу. У нас есть основания просить о передаче нам шахт Южного района и Гурьевского завода», — подытоживает Себальд.

А между тем в Москву, в центральные государственные органы, поступают письма, порочащие деятельность АИК. Они говорят о высокой cебестоимости кемеровского угля, о том, что производительность рабочего в Кемерове ниже, чем во всех районах республики, что газы, получаемые в процессе коксования, используются нерационально и их не хватит для обеспечения работы электростанции,

Эти письма вызывают сомнения, настораживают. Народный комиссариат Рабоче-Крестьянской Инспекции подымает тревогу, 26 марта 1924 года СТО выносит постановление о создании комиссии по обследованию работы колонии.

И в это же время Рутгерс настаивает на передаче колонии Южных шахт и Гурьевского завода, входящих в Кузбасс-трест, и Сибревком поддерживает его.

В июне, в дополнение к своему первому постановлению о проверке работы колонии, СТО предлагает расширить комиссию и поручить ей обследовать деятельность обоих предприятий — АИК Кузбасс и Кузбасстреста «…в направлении определения форм и условий управления вышеуказанными предприятиями в целях выявления наибольшего производственно-экономического эффекта».

Председателем комиссии СТО назначен член ЦКК, руководящий работник НК РКИ Растопчин, являющийся одновременно уполномоченным СТО.

— Мама, прочитай вслух…

В течение этих двух лет Себальд очень редко мог навещать свою семью в Томске, лишь несколько дней ему удавалось побыть в кругу близких. Но чем реже они виделись, тем оживленней была переписка между ним и Вартой. Вот и сейчас у Барты в руках только что полученное письмо Себальда, и Вим и Гертруда настаивают:

— Прочти, пожалуйста.