Мейлах Бакальчук-Фелин - Воспоминания еврея-партизана Страница 46

Глава 23

В Ласицком лесу

Во второй половине августа 1943 года мы оставили Ласицкое. Только рассвело, и наш обоз тронулся в путь. Хлеб еще был не убран и трава не скошена. Косари не спешили с уборкой зрелого хлеба. Они были безразличны к этому. Партизанско-немецкая война обесценила всякую собственность, и у крестьян не было никакой заинтересованности пахать, сеять и убирать.

Медленно двигался наш обоз между деревьями в лесу и по открытым полянам. Молча шагали мы за повозками. Настороженные, винтовки наизготовку, револьверы за поясом, мы бросали взгляды во все стороны.

Въехали в глубь Ласицкого леса. Остановились на возвышенности, осмотрели ее, насколько она подходит для разбивки здесь наших палаток.

Между двумя рядами деревьев, растянутых на две добрые версты, стали мы разгружать партизанские повозки. С редакционной повозки мы сгрузили чемоданы со шрифтом, радиоприемник и все редакционное имущество.

В тот же день мы оборудовали шалаш, разбили палатки из парашютного шелка, оборудовали кухни и начали готовить пищу. Для тех условий пища была хорошая. Недостатка в мясе и хлебе не было, хозяйственная часть Соединения заботилась о хорошем снабжении. Группы партизан разъезжали по селам и деревням и заготавливали необходимые продукты. Мы считали, что крестьяне должны обеспечивать в первую очередь продуктами нас, а не немцев, которым они возили поставки на большие расстояния.

Ласицкий лес был густой и соединялся с другими лесами. На территории протяженностью в несколько десятков километров располагалась наша держава — Соединение. В близкой связи с нами находились партизанская бригада полковника Федорова и бригада майора Повторенко в Озерах. Недавно организованный польский отряд имени Тадеуша Костюшко был подчинен нашему Соединению.

Каждый отряд был отдельной партизанской единицей со своим штабом, диверсионной группой, комиссией по пропаганде, редакцией, амбулаторией, группой разведчиков, хозяйственной частью. При отрядах были коммунистические и комсомольские ячейки, состоявшие из членов партии — граждан Советского Союза или коммунистов и сочувствующих им бывших польских граждан.

В штаб Соединения должны были поступать регулярные отчеты об операциях отрядов, а штаб Соединения, в свою очередь, ежедневно по радио отчитывался перед Центральным партизанским штабом в Москве.

Часто проводились совещания партизанских штабов, где обсуждалось положение в районе действий партизанских отрядов, а также методы их работы.

Бывали случаи, когда штаб Соединения в своем донесении в Москву указывал количество пущенных под откос немецких эшелонов, количество разбитых вагонов, убитых немцев, а Московский штаб обращал внимание генерала Бегмы на неточные цифры. Видимо Московский штаб имел свои секретные каналы, по которым проверял точность поданных партизанскими штабами сведений.

Наше Соединение развернуло разветвленную диверсионную деятельность. Прибывший из Москвы в наше Соединение для руководства подпольной и разведывательной работой уже упоминавшийся Тимофеев собирал очень важную информацию. Он имел разведчиков во многих городах и собирал сведения о силах и действиях врага. Разведчики Тимофеева проникли в немецкую жандармерию и военные учреждения. На основе полученной от них информации осуществлялись диверсионные акты. Я уже говорил о еврейском партизане Миллере, свободно владевшем польским языком и выглядевшем внешне, как поляк. Он тоже выполнял задания Тимофеева. Миллер целый месяц находился в Пинске, работал в военном ведомстве и принес оттуда много важной информации.

В партизанском движении было тогда два направления. Сторонники одного считали, что партизаны должны сосредоточить усилия на диверсионной работе и, если немцы не нападают, то не следует искать прямых столкновений с ними. Было, однако, и другое мнение, а именно, что пора наступать на немцев в городах. Эту линию наступления на города осуществлял Ковпак.

В то время когда мы находились в Ласицком лесу, Ковпак вернулся из своего рейда в Карпаты. Хотя его соединение проявило большой героизм и даже дошло до венгерской границы, оно все же вынуждено было отступить, понеся при этом большие потери. В этом рейде в тяжелом бою с немцами погиб комиссар Руднев.

После неудач партизанского соединения Ковпака в Карпатах Московский штаб принял точку зрения, согласно которой основная деятельность партизан — диверсии, а прямые сражения с немецкими вооруженными силами — дело Красной Армии.

Когда мы находились в Ласицком лесу, к нам часто приезжал Федоров-Черниговский. Он был очень дружелюбный человек и к каждому партизану относился с большим вниманием и уважением. Он любил вступать в разговоры с каждым, был откровенен и прост в обращении. Федоров был уже не молод, высок и крепко сложен. Когда обсуждались вопросы пропаганды и редакционной деятельности, я также присутствовал на совещаниях. Федоров произвел на меня необычайно положительное впечатление своей тактичностью и умением логически рассмотреть и оценить любое событие и обстановку.

И в Ласицком лесу мы проводили большую пропагандистскую работу. Регулярно выпускалась газета «Червоний прапор» и сводки информбюро, организовывались митинги.

Немцы не появлялись в нашем партизанском крае. Только немецкие самолеты навещали нас. Наши палатки и окопы были хорошо замаскированы и, как только слышался шум самолета, по команде «воздух» мы уходили в окопы.

Опять активизировались бандеровцы. Вести с ними борьбу было очень трудно, так как днем они работали в поле или возились с хозяйством в селе, а ночью выходили в засады и нападали на партизан. В то время нейтральных не могло быть. Или были с партизанами, или шли в ряды бандеровцев.

Несмотря на победы Красной Армии, националистическо-фашистское движение не уменьшалось. Много партизан погибло тогда от рук бандеровцев, особенно большие потери имели диверсионные группы. Они ведь отправлялись на задания небольшими группами в два-три человека. Именно такие небольшие группы действовали эффективно. Они незаметно добирались до линии железной дороги, закладывали взрывчатый материал, протягивали шнур и после взрыва уходили в лес. Но такие небольшие группы были уязвимы, когда сталкивались с бандеровцами.

В санитарных частях наших отрядов находилось тогда много раненых партизан, среди них был Тарас, потерявший при диверсионной операции на линии железной дороги Лунинец — Видибор обе ноги, обе руки и ослепший на оба глаза. Товарищи, бывшие с ним на выполнении этого задания, после ранения спросили Тараса, не лучше ли застрелить его. Но он ответил, что хочет жить, и они принесли Тараса на одеяле.