Бриджит Бардо - Инициалы Б. Б. Страница 47

Канатные дороги кончали работать в 4 часа, и, когда мы поняли нашу ошибку, бежать было поздно. Мы оказались в окружении оравы буянов-горцев. О, узнать-то они нас узнали! Но для них мы были такие же люди, как все! Хлоп! — я получаю звонкий шлепок пониже спины.

Бардо? Ну и что с того, что ты Бардо?

Мы любим горы, и видали мы всех этих Бардо в белых тапочках!

Бац! — дружеский тычок кулаком в спину! И тут же к нам лезут чокнуться полными стаканами какого-то «вырви-глаза»! И плевать все хотели на Бардо и Шарье, на Шарье и Бардо! Дети орали, взрослые топали по полу тяжеленными башмаками, громко разговаривали, грубо хохотали. Я робко осведомилась, где моя комната. «Да нет тут никаких комнат, все спят в общем зале!» Я посмотрела на Жака, как приговоренный к смертной казни на того, кто может его помиловать!

Эту ночь нам пришлось коротать в храпящей и скверно пахнущей тесноте, среди спортсменов, истосковавшихся по жизни бойскаутов. В 8 часов утра, оставив их с лыжами и воплями, мы бежали к канатной дороге и первой же кабиной вернулись к нашей машине, как в тихую гавань!

Мы отправились в Кордон, где маленькая гостиница «Рош-Флери» предлагала желающим тишину, прекрасный вид и спокойную семейную атмосферу — все, чего мы хотели.

Наш приезд стал событием. Рэн, хозяйка, побежала предупредить свою старушку мать, распоряжавшуюся на кухне, захлопала в ладоши, сзывая своих постояльцев. Под их любопытными и умиленными взглядами мы заперлись на два поворота ключа в нашей — только нашей! — комнате.

Мы чудесно провели время в «Рош-Флери».

Первое потрясение прошло, и мы жили бок о бок с простыми и милыми людьми, которые старались наперебой сделать мою жизнь приятной.

Я потом часто приезжала к Рэн, и всегда меня ждали там теплый прием без лишней пышности и та уютная семейная атмосфера, которую я всю жизнь искала, но нигде больше не нашла.

Однако нам пришлось уехать: Жак должен был встретиться с одним своим другом в Шамони. Мы остановились в отеле «Монблан», в самом центре города. Я ненавижу, сразу возненавидела Шамони, этот заснеженный город в слепящих огнях, грязь в водосточных канавах, толпу и гнетущие горы, которые мешают видеть и дышать. Где фермы, источники, лесопильни, так приятно пахнущие свежераспиленным деревом, где Кордон?

В окно было видно только здание напротив, поэтому я закрыла ставни и легла в постель средь бела дня, твердо решив не вставать до самого отъезда. Чтобы скорее уснуть, я проглотила несколько таблеток снотворного. Жак, вернувшись, застал меня в бреду. Пришлось вызвать врача. Хозяйка отеля была просто чудо. Она выхаживала меня как родную дочь, говорила со мной, успокаивала.

Когда меня в очередной раз поставили на ноги, я, благодаря ей, познакомилась с самыми известными проводниками этих беспощадных гор. Это был удивительный, незабываемый вечер с настоящим фондю по-савойски. Я увидела грубоватых и каких-то очень настоящих людей, здоровых, широких душой, отважных и жизнерадостных.

Я попала в мир, совсем не похожий на мой, манящий мир, но и жестокий. Здесь все имело свою истинную ценность. Здешние женщины мирились с одиночеством, с преждевременным вдовством. Таков был суровый закон гор. Они подчинялись ему, но не как покорные рабыни, и хранили традиции с восхитительной безмятежностью. Я вспоминала, как пыталась бежать, укрыться от жизни, травясь снотворными. А вот они жили с высоко поднятой головой. Только морщины — следы пролитых слез, солнечными лучиками расходившиеся от глаз, — говорили о многом. Женщины с гор — воплощение мужества.

Укрепившись духом после этого наглядного урока человечности, я отправилась в Сен-Тропез.

Капи был так рад снова нас увидеть!

Пилар Фернандес, присматривавшая за моими владениями, все подготовила к нашему приезду, и дом хотел казаться уютным и приветливым, но все равно зимой оставался холодным среди потерявшего всю листву сада. Как по-разному выглядит «Мадраг» в разные времена года! Летом это тропики, буйная растительность, солнце вливается в комнаты потоками, и дом купается в теплом и ласковом свете. Зима же — сущее бедствие. Сад заполоняют водоросли, от брызг прибоя преют листья. Комнаты кажутся слишком большими, им не хватает уюта и тепла. Зимой здесь грустно, холодно, сыро, уныло.

Я решила построить «малый Мадраг», будущий дом Николя. Не стала утруждать себя оформлением разрешения на строительство, решила не связываться с архитектором. Большая комната с деревенским камином, широкое окно с видом на море, маленькая ванная, толстые балки, очень низкий потолок с наклоном под покатой крышей; все побелить известью — и готово дело!

Я наняла подрядчика и сама занялась планировкой, делая все измерения «на скорую руку», на глазок. А потом сама принялась за дело, стащив у каменщиков водяной уровень и отвес: мне хотелось, чтобы стены были немного кривоватые — так дом будет выглядеть старым. Увидев на стыке стен острую грань, я проходилась по ней, в буквальном смысле слова сглаживая углы. Дел было по горло, и мне все это ужасно нравилось.

Я ходила купаться; вода в марте была еще ледяная, но это укрепляло мой растянувшийся живот.

Жак между тем проводил время с Жаном Орелем и Сесилем Сен-Лораном, которые задумали фильм с его участием.

Все трое походили на героя комиксов о Лодыре.

Они много пили, много говорили и мало работали!

С 11 часов утра они сидели за аперитивом, и выглядело все это не очень серьезно. Я присоединялась к ним в обед, перемазанная известкой от джинсов до волос. Потом я поняла, что они примеряли меня к главной женской роли их будущего шедевра, продюсером и героем-любовником которого должен был стать Жак. Они поведали мне историю, сочиняя ее на ходу, перемежая рассказ икотой и пьяноватым хохотом. Меня это позабавило, и только. Я прекрасно знала, что занята на ближайшие два года, однако, не желая их обижать, с самым серьезным видом кивала головой на все, что они говорили.

А они приняли это за чистую монету!

В результате у нас с Жаком снова появился повод для бурных сцен. Жак хлопал дверью и уходил, оставляя меня на всю ночь вдвоем с Капи. С обоими своими приспешниками он топил горькое разочарование в выпивке и злословии.

Наконец, оставив недостроенный дом каменщикам, а Капи под присмотром Пилар, я решила уехать в Париж.

У Николя были широко распахнутые голубые глаза.

Он походил на полковника Шарье, отца Жака — меня это привело в отчаяние!

На меня навалились привычные заботы, счета, налоги, всевозможные неприятности: горничная попросила расчет, Ален влюбился в певца с сомнительным шармом, меня, как всегда, осаждали со всех сторон! Радовала меня и веселила только моя Гуапа. Клоун был за городом: доктор Д. временно препоручил его своему знакомому мяснику. Мне рассказывали, что он живет там, как принц.