Бриджит Бардо - Инициалы Б. Б. Страница 48

Жак не получил окончательного освобождения от военной службы, ему предстояло повторно пройти призывную комиссию. Поэтому он пока не мог ни работать, ни вообще строить какие бы то ни было планы на будущее. Дата новой медкомиссии не была назначена, и Жак жил под дамокловым мечом. Мы ни с кем больше не виделись, только доктор Д. был вхож к нам. Он помогал Жаку как мог.

Мне снова стал звонить Рауль Леви. «Истина», похоже, должна была стать потрясающим фильмом и наделать много шуму. Клузо изъявил желание увидеться со мной, чтобы поговорить об актерском составе: он никого еще не пригласил. Ольга, наигравшись в мамашу-наседку, вернулась к прежней роли агента кинозвезды и стала очень деловой.

Жак не выдержал всего этого — нервы у него сдали.

Была ли это ревность мужа или актера?

Или ощущение своего бессилия перед человеком, который был, казалось, сломлен в самой сердцевине, но возрождался из пепла? Как бы то ни было, у него началась самая настоящая нервная депрессия. Доктор посоветовал мне почаще выезжать за город, чтобы Жак пришел в себя в тишине, на свежем воздухе.

Это было уж слишком. Я девять месяцев носила ребенка, родила его в адских мучениях, все заботы на мне, я готовлюсь к трудному фильму, в котором на карту будет поставлена моя карьера, и еще я должна нянчиться со впавшим в депрессию мужем, который становится мне обузой.

Нет уж, с меня хватит, хватит, хватит!

Тем не менее я взяла Жака под ручку и отправилась с ним за город. Мы гуляли по полям, обедали в дивных ресторанчиках, иногда ночевали в какой-нибудь сельской гостинице. Между нами установились отношения брата и сестры. Я твердо знала: никогда, никогда в жизни я больше не смогу заниматься с ним любовью. Пережитая травма навсегда сделала меня фригидной! Я уже пожаловалась доктору Буане; он успокоил меня, сказав, что это со временем пройдет.

Глаза Николя стали карими! Муся с восторгом рассказывала, что он прибавил 20 граммов после последнего кормления, на что я озадаченно пожимала плечами.

Жака вызвали на комиссию.

Я одна тащила на себе все — семью, дом, «мозговой трест». Ален совсем не помогал мне. Сердцем и мыслями он был далеко от меня, со своим певцом. Только этого не хватало! Ивоннетта ушла. К счастью, рядом была Муся, всегда готовая взяться за дело.

Как раз в этот момент, когда мне совсем заморочили голову, Кристина Гуз-Реналь сообщила об официальной премьере в Лисабоне фильма «Женщина и паяц». Мы были приглашены на уровне глав государств. Португальское правительство предоставляло мне усиленную охрану: моторизованных полицейских, личных телохранителей. Не сказать, чтобы я особенно гордилась этим фильмом, но меня привлекла возможность отвлечься на 48 часов.

Я нашла в «Реале» роскошное платье, великолепный костюм для поездки, и мы — Жак по правую руку, Кристина и ее муж Роже Анен по левую — полетели в Лиссабон.

Всем уже известно: я всегда панически боялась самолетов. В тот день мне было особенно страшно, и это вызвало сильнейшее кровотечение. По времени оно примерно соответствовало первой послеродовой менструации.

Мы все предусмотрели, кроме этого!

Это была катастрофа!

Меня уложили в кабинке стюардесс. Все бумажные салфетки, все ватные тампоны для снятия макияжа ушли на эту течь, такую страшную и так не вовремя открывшуюся. Я запачкала юбку, жакет, как же мне теперь выйти из самолета перед всеми журналистами, официальными лицами, фоторепортерами? Стоило мне встать, я чувствовала, как моя жизнь вытекает между ног.

Я была на грани обморока.

Я повернула юбку так, чтобы пятно было спереди, и держала перед собой большой шарф, который дала мне Кристина. Жак набросил на меня свой пиджак, чтобы скрыть пятно на спине моего жакета, и я вышла из самолета в лиссабонском аэропорту, где меня торжественно, под звуки оркестра, встречали председатель муниципального совета, мой партнер Антонио Вилар и ревущая толпа! Мы поспешили в отель в сопровождении эскорта из четырех мотоциклистов впереди и четырех позади — ни дать ни взять президентский эскорт.

Не будь я в таком плачевном состоянии, я бы наверняка оценила оказанный мне бесподобный прием. Я сидела на пиджаке Роже Анена, чтобы не запачкать сиденье «мерседеса-600», который вез нас по дивному и незнакомому мне краю — Португалии. Потом, когда приехали в отель, — новые формальности, бесконечные речи и тосты в мою честь, музыка, народные танцы, а я держу шарф спереди, сумочку сзади и думаю только о том, как бы поскорее лечь, сгорая со стыда, измученная, выпотрошенная.

Предоставленные мне апартаменты в отеле были роскошны. Огромная, изумительно убранная спальня для меня, гостиная, достойная английской королевы, еще одна спальня, такая же красивая, для Роже и Кристины, повсюду цветы, фрукты, подарки, сувениры. Оставшись наконец одна, я рухнула на кровать и через телефонистку отеля попросила вызвать врача!

— Какой врач вам нужен, мадам?

— Гинеколог, мадам, и срочно!

Журналисты узнали об этом звонке раньше, чем сам врач! Когда же он осмотрел меня, то самым серьезным образом порекомендовал двое суток никуда не выходить и не вставать с постели. Он сделал мне уколы, чтобы остановить кровотечение, потом успокоительные, массу каких-то уколов, от которых я совершенно отупела!

Но премьера-то должна была состояться в тот же вечер!

Кристина в отчаянии пыталась встряхнуть меня, заставить подняться, они с Жаком даже попробовали натянуть на меня вечернее платье, но я была как ватная, не держалась на ногах, и из меня непрерывно текло.

И все же, несмотря ни на что, я присутствовала на премьере «Женщины и паяца».

Я сидела в ложе, полной цветов, чувствуя себя прескверно. Потом был изысканнейший ужин, на котором собралась в мою честь вся знать, все сливки португальского общества. Целый город чествовал меня, ждал, поднимал бокалы за меня и за фильм — лучшего лечения нельзя было придумать. Студенты устроили мне «почетную стезю», положив на землю свои плащи, это было грандиозно и трогательно, это был триумф.

XVI

Мой час «Истины» близился.

Я сделала пробы с несколькими молодыми актерами. Я заново осваивалась в студии, училась играть и каждому из оцепеневших от испуга юношей давала шанс. Клузо заставил меня целый день повторять одну и ту же сцену — с Жан-Полем Бельмондо, Югом Офрэ, Жераром Бленом, Марком Мишелем, Жан-Пьером Касселем и Сэми Фреем.

Это была любовная сцена!

Я сжимала их в объятиях и чувствовала их дрожь, их пот, их страх. Я говорила им всем одни и те же слова с одинаковым пылом, а они отвечали мне каждый по-своему.

Жан-Поль Бельмондо был слишком самоуверен, хоть его сердце и билось очень сильно у моей груди. Жан-Пьер Кассель не подходил по внешности! Жерар Блен оказался ниже меня ростом! Юг Офрэ чересчур нервничал, я даже испугалась, что он потеряет сознание в моих объятиях. Марк Мишель не обладал достаточной индивидуальностью, был слишком «как все», да еще страх мешал ему быть самим собой! А Сэми Фрей был именно таким, как надо — отчужденным и родным, суровым и нежным, влюбленным и проникновенным. Он и был приглашен на «Истину» вместе с Шарлем Ванелем, Полем Мёриссом, Луи Сенье, Мари-Жозе Нат и Жаклин Порель.