Елена Кочемировская - 10 гениев литературы Страница 47

Ю. Лотман пишет: «Обширный план при неопределенности программ и требований, неопытности педагогов приводил к поверхностным знаниям учащихся. Пушкин имел основания жаловаться в письме брату в ноябре 1824 года на «недостатки проклятого своего воспитания». Однако в лицейских занятиях была и бесспорная положительная сторона: это был тот «лицейский дух», который на всю жизнь запомнился лицеистам первого – «пушкинского» – выпуска и который очень скоро сделался темой многочисленных доносов».

В Лицее, где телесные наказания находились под запретом, а у каждого воспитанника была своя комната, культивировался дух чести, товарищества, независимости и уважения к собственному достоинству. Кроме того, некоторые профессора придерживались либеральных идей, и лицеисты усваивали отвращение к холопству и чинопочитанию, независимость суждений и поступков.

Впрочем, несмотря на культ дружбы, лицеисты распадались на группы, иногда враждующие. Пушкин примыкал сразу к нескольким, но не был безоговорочно принят ни в одну из них. Наиболее тесными и продолжительными были дружеские связи Пушкина с Дельвигом, Пущиным, Малиновским и Кюхельбекером. Но и здесь не все было просто: в свое время Пущин, Дельвиг и Кюхельбекер вошли в «Священную артель» А. Муравьева и И. Бурцева. Пушкин не получил приглашения стать членом тайного общества, более того – друзья скрыли от него свою принадлежность к «Священной артели».

Вообще, у Пушкина, получившего прозвище Француз за прекрасное знание французского языка, дружба с лицеистами, завязывалась трудно. Те, с кем он близко сошелся, искренне любили его; большинство же, замечавшее только болезненное самолюбие, вспыльчивость и насмешливость поэта, считало его тщеславным эгоистом. Ближайший друг поэта И. Пущин вспоминал: «Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентрического существа среди людей. Не то, чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль между нами или поражал какими-нибудь особенными странностями; как это было в иных; но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Это вело его к новым промахам. <…> Вместе мы, как умели, сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда это удавалось. В нем была смесь излишней смелости с застенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило. Главное, ему недоставало того, что называется тактом».

Нелюбимый ребенок в родной семье, Пушкин, видимо, был глубоко неуверен в себе. Это вызывало браваду, молодечество, стремление первенствовать. Тот же Пущин вспоминал: «Все мы видели, что Пушкин нас опередил, многое прочел, о чем мы и не слыхали, все, что читал, помнил» и тут же: «все научное он считал ни во что и как будто желал только доказать, что он мастер бегать, прыгать через стулья, бросать мячик и пр. В этом даже участвовало его самолюбие – бывали столкновения очень неловкие. <…> Случалось, точно, удивляться переходам в нем: видишь, бывало, его поглощенным не по летам в думы и чтения, и тут же внезапно оставляет занятия, входит в какой-то припадок бешенства за то, что другой ни на что лучшее не способный, перебежал его или одним ударом уронил все кегли».

В Лицее, прекрасная библиотека которого выписывала всю периодическую печать, ощущалась сильная тяга к литературным занятиям, выходили рукописные журналы. Первым стихотворцем Лицея, по крайней мере, вначале, считался Илличевский. Можно предположить, что Пушкин ревниво боролся за признание своего поэтического лидерства в школьном кругу. Однако однокурсники его превосходство не признавали, и единомыслия между молодым Пушкиным и «литературным мнением» Лицея не было. В лицейский период в жизни Александра произошло важнейшее событие, поскольку именно тогда он почувствовал себя поэтом:

В те дни – во мгле дубровных сводовБлиз вод, текущих в тишине,В углах Лицейских переходов,Являться Муза стала мне.Моя студенческая келья,Доселе чуждая веселья,Вдруг озарилась – Муза в нейОткрыла пир своих затей;Простите, хладные науки!Простите, игры первых лет!Я изменился, я поэт…[29]

Пушкин написал в Лицее 130 стихотворений. «И кто знает, – пишет И. Анненский в статье, приуроченной к столетнему юбилею поэта. – Если бы еще в Лицее Пушкин не прошел практического курса поэзии и не пережил периода подражаний (Державину, Жуковскому, Батюшкову и ранним французским парнасцам), если бы вместо досуга для творческих снов и вдохновения и для отделки стихов он выучил вчетверо больше уроков и прослушал гораздо больше ученых лекций, если бы, наконец, у него не было литературных общений, подстрекающего соперничества метроманов-друзей, – удалось ли бы ему войти в жизнь уже сложившимся писателем, успел ли бы он в короткий срок, отмежеванный ему судьбою, создать все то великое и вечное, что он нам оставил?»

В 1814 году Пушкин впервые выступил в печати со стихотворением «Другу-стихотворцу» («Вестник Европы», № 13), подписанным: Александр Н. К. ш. п. Тот факт, что стихи 15-летнего поэта попали в печать, никак не повлиял на его статус в лицейском кругу: редакторы того времени любили поощрять юные таланты, и первое стихотворение Дельвига было напечатано еще раньше.

Первые поэтические опыты Пушкина были подражанием любовной и вакхической лирике и отчасти сатире продолжателей Горация (хотя в русской литературе 1812–1814 годов наблюдался подъем патриотических настроений). Из французских поэтов Александр Пушкин подражал Парни, из русских – Батюшкову, Жуковскому, а также своему дяде, Василию Пушкину. Но даже в этих «полудетских песнях на чужой голос местами слышится будущий Пушкин, то в искренности чувства, то в оригинальности мыслей и ощущений, то в силе и смелости отдельных картин и стихов. В пробах пера нельзя не заметить и уменья усваивать от каждого образца лучшее и быстро отделываться от его недостатков» (А. Кирпичников). Исследователи отмечают, к примеру, что псевдоклассический арсенал собственных имен, очень богатый в наиболее ранних стихотворениях Пушкина:

…Смехи, вольность – все под лавку,Из Катонов я в отставку,И теперь я – Селадон!Миловидной жрицы ТальиВидел прелести Натальи,И уж в сердце – Купидон.[30] —

скоро уступает место умеренному употреблению утвердившихся формул; славянские выражения, вроде девственна лилея, полуотверсты очи, пренесенный, взмущенны волны, стены возвышенны, быстро исчезают из стихов и используются крайне редко.

И вот что поразительно – одно из произведений 15-летнего лицеиста, который еще три года назад думал по-французски, стало чуть ли не народной песней и даже печаталось на лубочных листах. Сам Пушкин, правда, открещивался от авторства, по-видимому, стесняясь своего опуса: стихотворение было вполне душещипательным и, говорят, что именно оно положило начало жанру жестокого романса: