Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян Страница 48

Итак, противникам Налбандяна удалось привести в действие административную машину, которая будет действовать, даже когда Микаэл в камышинской ссылке уже будет лежать на смертном одре.

А еще через две-три недели от цензора «Юсисапайла» Берояна были затребованы объяснения по поводу «сеющих раздоры и неповиновение» статей.

Ранее мы уже имели возможность встретиться с Мкртичем Берояном. Это тот самый Бероян, который в Московском университете принимал у Микаэла Налбандяна экзамены на право преподавания в Лазаревском институте. Как видим, это давнишнее знакомство превратилось в настоящее сотрудничество. И если «Юспсапайл» создавался усилиями Назаряна и Налбандяна, то третьим действующим лицом в издании журнала был именно Мкртич Бероян, роль которого в этом деле и по сей день незаслуженно остается в тени.

…Он родился в Астрахани и учился в школе Серовбэ Патканяна. Другом детства и школьным товарищем Мкртича был Габриэл Патканян. Потом, когда семья Патканян, переехала в Нахичеван-на-Дону, пути Мкртича и Габриэла разошлись.

Пути разошлись, но дружба продолжала оставаться по-прежнему прочной и верной. Впоследствии она распространилась на Налбандяна и «Юсисапайл».

…Пока Мкртич Бероян готовил свою объяснительную записку, дело приняло более острый и опасный характер.

Враги, уже накалившие атмосферу вокруг «Юсисапайла» своими доносами и письмами, решили также выступить от имени всего общества, чтобы авторитетом общественного мнения подтвердить наветы Габриэла Айвазовского:

«Поклепы, возведенные на всех этих лиц, — речь идет об Арутюне Халибяне, Габриэле Айвазовском, Саргисе Джалаляне и других, — переходят в разряд тех преступлений, которые являются более задачами уголовного суда, нежели газетных статей», —

писал Степанос Паласанян и требовал, чтобы авторы, подобные Налбандяну, отошли от «Юсисапайла», поскольку они

«неустанно полны ужасной яростью то против одного, то против другого, посему и непрерывно сеют волнения, возмущения, раздоры и противоречия и стараются представить почтенных граждан врагами народа».

От этих напряженных и тревожных дней дошло до нас Свидетельство Степаноса Назаряна:

«Даже сам Айвазовский в адресованных мне своих письмах считал мои труды превосходными и только выражал сомнение, что они, будучи написанными на непривычном для турецких армян восточном армянском, не могут быть оценены по достоинству… Айвазовский также советовал мне хотя бы вначале быть осторожным, чтобы встречающиеся среди армян невежды не отвернулись от моего журнала, а мои патриотические чувства не дали повода для возмущения и уныния».

Значит?..

Да, враги избрали испытанный тактический прием — рассорить обоих друзей и единомышленников и представить дело так, будто Степанос Назарян и его «Юсисапайл» стали попросту жертвами «этого разбойника» Налбандяна и что только Налбандян мутит умы народа.

Будучи человеком опытным и умудренным жизнью, Степанос Назарян прекрасно понимал цену похвал и советов Айвазовского, смысл которых вкратце сводился к следующему: «Мы ничего не имеем против тебя, наоборот, ценим твои усилия. Мы не признаем только твоего друга и сотрудника. Удали его, и мы не тронем больше ни тебя, ни твой журнал».

А очередной удар не заставил себя долго ждать. Цензурный комитет в Петербурге потребовал, чтобы ему представили в переводе на русский язык некоторые из опубликованных в «Юсисапайле» статей. Далее было признано необходимым, чтобы Микаэл Налбандян явился туда лично для соответствующих объяснений. А когда, не удовлетворившись этими объяснениями, цензурный комитет подверг Микаэла настоящему допросу, тому ничего не оставалось больше, как придумать способ избавиться от неминуемой скорой расправы. Впрочем, способ этот был ясен с самого начала: Микаэл уже не раз прибегал к нему, чтобы избежать ловушки и спастись от преследований, — он бежал.

И действительно, бегство оставалось единственным средством спастись от скорого ареста.

Микаэл Налбандян на собственном опыте вновь убедился в истинности слов Мудрого Армянина: «Говорящий правду всегда должен держать коня оседланным».

Лучшее средство спастись от долгих и нудных полицейских формальностей — это просить разрешения на выезд для лечения.

Предлог «для лечения» оказался для Микаэла как нельзя кстати: «его бледное лицо, добрые и умные глаза, тоскливые и задумчивые, показывали, что здоровье его пошатнулось».

Степанос Назарян одобрил решение Микаэла отправиться за границу, о чем, кстати, не должны были знать их враги. Вместе с Назаряном определили и маршрут: Париж, Лондон, Константинополь… В Париже и Константинополе Микаэл должен был встретиться и познакомиться с видными деятелями местных армянских общин, о которых знал из публикаций. А Лондон привлекал Микаэла тем, что там жили и действовали Герцен и Огарев… Поскольку тучи над «Юсисапайлом» уже сгущались, издатель-редактор и его сотрудник подумывали уже о том, чтобы перенести издание журнала за рубеж. А тогда им очень мог пригодиться опыт русской свободной печати — «Колокола» и «Полярной звезды».

Однако до отъезда надо было как-то объяснить свое двухнедельное отсутствие — когда его вызвали в цензурный комитет. В эти тяжелые времена совсем ни к чему, чтобы все знали о его вызове и допросе в Петербурге.

Лучшим способом отвлечь внимание врагов было объяснить это отсутствие все той же болезнью. Нелишне также, чтобы весть о «болезни» дошла и до Нахичевана, так как все его преследования берут начало именно оттуда.

Микаэл Назарян — Григору Салтикяну.

16 марта 1859 г.

«Я заболел и пролежал восемнадцать дней в большой слабости. Наконец бог смилостивился, и я малость поправился. Вот причина моего молчания.

Из-за этой своей болезни я уезжаю за границу, это необходимо, чтобы спасти мою жизнь… Подробно обо всем узнаешь из моего завтрашнего письма».

Друг должен понять гораздо больше того, чем написано. Во-первых, восемнадцатидневное отсутствие следует мотивировать «тяжелой болезнью с постельным режимом», ну а поездка за границу предпринята для того, чтобы «спасти жизнь», а вовсе не