Михаил Черейский - Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка Страница 49

Мне тоже очень хотелось поговорить с иностранцами, но заниматься скрытым попрошайничеством было противно, да и жвачка меня нисколько не привлекала. Попробовал пару раз и ничего хорошего в ней не нашел. А шариковыми ручками нам все равно в школе писать запрещали.

Поэтому я, увидев финский автобус на площадке перед зданием школы — там они всегда останавливались, — иногда стоял в сторонке и издали наблюдал за контактами между советской и западной цивилизациями. Как-то рядом со мной трое местных ребят обменивались добычей и заспорили о пачке жвачки — какого она вкуса и где изготовлена, от этого зависела ее цена при обмене. Я услышал слово «о-ран-ге», понял, что написано «Orange», и говорю им: да апельсиновая она. Тогда они продемонстрировали мне пачку и узнали, что она изготовлена в Дании. Переглянулись — и через пять минут притащили целую кучу жвачек, ручек и пакетиков с леденцами: давай-ка переводи. Ну, мне не жалко, перевел что сумел — и был вознагражден ярко-синей шариковой ручкой с какой-то заковыристой финской надписью. Так я заработал свой первый в жизни гонорар за перевод с английского. Много их потом еще было…

Разноцветные, поблескивающие лаком и хромом финские автобусы производили на меня, как и на многих других ленинградских детей и взрослых, сильнейшее впечатление. А их пассажиры виделись нам почти инопланетянами — очень похожими на людей, но выглядящими и ведущими себя не так, как мы. Дело было не только в их светлой и яркой одежде, красивых солнечных очках на все лицо и сверкающих фото— и кинокамерах. Все они улыбались, громко разговаривали между собой на непонятном языке, озирались по сторонам с доброжелательным любопытством и казались весьма довольными собой и своей жизнью. Особенно удивительно выглядели пожилые финские женщины, которых я невольно сравнивал со своей бабушкой. Она, в сущности не старая еще женщина, ходила шаркающей старушечьей походкой, одевалась в какие-то черные и серые бесформенные платья, уже при покупке имевшие поношенный вид, а уход за своим лицом ограничивала пудрой «Красная Москва». Ее финские сверстницы буквально выпархивали из своего автобуса в светло-голубых и розовых брючках, а их седые кудряшки, белозубые улыбки и румяные щечки излучали оптимизм и намерение еще много лет наслаждаться жизнью. Окружавшие нас советские люди имели такой веселый и счастливый вид только по каким-то особым случаям, вроде первомайской демонстрации, или на фотографиях в газете «Правда».

При взгляде на раскованных, уверенных в себе и держащихся с непринужденным достоинством северных соседей невольно приходило в голову название, услышанное в эрмитажных лекциях по средневековой истории: «свободные граждане». Я стоял у входа в зеленогорский парк культуры, облокотясь на руль потрепанного велосипеда «Кама», смотрел на улыбающихся гостей из близкой, но недоступной страны и думал о том, как бы мне вырасти и тоже стать свободным гражданином. Не в одной же Финляндии они должны быть — ведь мир такой большой, а жизнь только начинается.

От автора

С ранних лет мне приходилось слышать от мамы, работавшей редактором в издательстве, жалобы на графоманов, жаждущих осчастливить читателей шедеврами изящной словесности. В зрелом возрасте самому пришлось сталкиваться с людьми, часто очень неглупыми и симпатичными, но не способными совладать с писательским зудом. И я поклялся, что ограничу свою литературную деятельность неизбежными при моем роде занятий научно-техническими публикациями.

Поэтому, когда я начал время от времени делиться с участниками интернет-форума «Фандорин!» впечатлениями о предпринятом в детстве путешествии на Дальний Восток, у меня и в мыслях не было, что эти разрозненные обрывки воспоминаний когда-нибудь превратятся в книжку. Но человек предполагает, а Бог, как известно, располагает. В данном случае располагал Он посредством первых читателей моих заметок, своими одобрительными откликами подвигавших на их продолжение. Спасибо за это Эрике Вороновой, Варе Горностаевой, Игорю Сакурову, Андрею Станюковичу, Григорию Чхартишвили, а также «акунистам» Дмитрию Дуровину, Светлане Капитульской, Ольге Леонтьевой, Славе Маламуду, Игорю Муращику, Ани Николовой, Станиславу Птахе, Борису Чижевскому и другим, знакомым мне только по «никам».

Но и этих отзывов не хватило бы на преодоление моего антиграфоманского комплекса, если б не поддержка, конструктивная критика и — не скрою — хихиканье той, что частенько глядела на экран из-за моего плеча: моей жены Леанны Черейской.

Отдельное спасибо моим друзьям, любезно предоставившим фото из своих личных архивов: Владимиру Баранову, Леониду Зелигеру и Либби Коскас и Юрию Рутенбургу.

Благодарю членов группы «Воздвиженка» на Одноклассниках. Ру за фото нашего городка. I am obliged to Prof. Kimmo Lehtirrmki for the family photos from his book on his Uncle Verner. Некоторые изображения позаимствованы из разных источников в интернете — спасибо тем, кто поместил их туда и поддерживает соответствующие ресурсы.

Иллюстрации к книге

Папа и я в Воздвиженке.

Дедушка с бабушкой в начале 50-х.

Заботами бабушки с дедушкой, экипированы мы были по первому разряду: и чемоданы у нас были, и баул, и даже несессер с щеточками и флакончиками.

Приехали мы на Ленинградский вокзал и пошли с него на соседний Северный компостировать воинскую плацкарту и получать комендантскую бронь.

Вышли наружу и пошли, разумеется, на Красную площадь.

Справа: Накупили мы любимого и мной, и мамой мармеладу…

Работники метрополитена носили форму с погонами.

«Открыт с 15» — а около него уже с утра толклись стиляги — излюбленная мишень пропагандистских плакатов.

Хозяйка Медной горы — утраченная и чудесным образом воскресшая.

Такой красавец паровоз вез нас на Дальний Восток. Он состоял только из купейных и мягких вагонов, а посередине — два вагона-ресторана один за другим.

После Новосибирска сидение целыми днями в вагоне с редкими выходами на станциях стало порядком прискучивать.

На железной дороге царила практически военная дисциплина