Александр Бердышев - Андрей Тимофеевич Болотов - выдающийся деятель науки и культуры 1738—1833 Страница 5

Когда я уже счел розыски, связанные с произношением фамилии Андрея Тимофеевича, законченными и ударение на втором слоге доказанным, эта история неожиданно получила продолжение: нашлись его родственники, также хорошо знающие свою родословную и хранящие семейные реликвии, но произносящие фамилию с ударением на первом слоге. Было от чего прийти в изумление. Самое невероятное заключалось в том, что вновь обнаруженные родственники не были «седьмой водой на киселе» по отношению к Андрею Тимофеевичу, а вели свое происхождение от родного брата его отца — Матвея Петровича Болотова. В семье Елизаветы Александровны Болотовой (1912 г. рождения), прапрапраправнучки Матвея Петровича (по ветви Матвей—Михаил—Андрей—Николай—Александр-Александр), проживающей в Ленинграде, хранятся оригинальные и весьма интересные материалы, имеющие прямое отношение к Андрею Тимофеевичу, в том числе один из рукописных томиков его известных автобиографических записок. В личной беседе Елизавета Александровна и сообщила мне, что их род не Болотовы, а Болотовы, причем ей хорошо известно, что и дедушка ее был Болотов.

Каким же образом и когда произошло смещение ударения в фамилии? Более или менее вероятно лишь одно: Матвей Петрович, Михаил Матвеевич и Андрей Михайлович были Болотовы. Ведь они жили в одно время с Андреем Тимофеевичем, их усадьбы находились в непосредственной близости друг от друга, между их семьями происходило тесное общение. Поэтому невозможно представить такую ситуацию: фамилия Андрея Тимофеевича и двоюродного брата имеет разное произношение, но он об этом ни разу не упоминает в своих записках. С другой стороны, по утверждению Елизаветы Александровны, ее дедушка Александр Николаевич уже был Болотов. Стало быть, смещение ударения произошло в период жизни Николая Андреевича. Чем оно было вызвано — сказать трудно. Может быть, пока люди жили в деревне и занимались сельским хозяйством, они не считали зазорным фамилию Болотов. Потомкам же их, переселившимся в город, связь фамилии с «болотом» показалась не совсем приличной для дворянского рода, и они переменой ударения сделали ее, как им думалось, более благозвучной.

А вот почему исчезла фамилия Болбтовых и сейчас встречаются Болотовы, по-видимому, более или менее достоверно предположить можно, проанализировав генеалогические ветви по линии Андрея Тимофеевича п его двоюродного брата Михаила Матвеевича. Как известно, в России по существующему порядку фамилии переходят к последующим поколениям, как правило, по мужской линии. Поэтому чем больше в роду сыновей, тем надежнее сохраняется фамилия. У Андрея Тимофеевича из взрослых детей был лишь один сын Павел. У него, несмотря на многочисленное семейство, род продлили лишь Алексей и Михаил. У Алексея был один сын и один внук, сыновья Михаила потомства не оставили. Таким образом, род Болотовых из поколения в поколение уклонялся в женскую сторону и в результате потомство с этой фамилией уменьшилось.

Другое дело род Болотовых. У Николая из 6 детей было 5 мальчиков, у его сына Андрея — все пять детей мальчики, у внука Александра — из 5 детей четыре мальчика, у правнука Алексея — то же самое: из 5 детей четыре мальчика.

Распространение фамилии с ударением на первом слоге привело к тому, что сейчас очень трудно привить людям правильное произношение фамилии Андрея Тимофеевича.

Сейчас многие считают, что ударение менять не следует. Все привыкли к такому произношению, пусть оно и остается. Однако это несправедливо по отношению к памяти великого человека. Знать правильную его фамилию и употреблять другую нелепо, тем более что многие люди пока еще вообще не знают Болотова и правильное произношение его фамилии не составит для них никакого труда.

Приближается юбилейная дата ученого — 250-летие со дня его рождения. Надо полагать, она будет отмечена на самом высоком уровне. И в первую очередь необходимо восстановить правильное произношение фамилии нашего замечательного земляка.

В заключение хочу обратиться к читателям: если среди вас найдутся Болотовы, знающие своих предков (чем дальше, тем лучше), не откажите в любезности сообщить автору. Заранее выражаю вам свою самую искреннюю признательность.

В связи со сказанным о необходимости раскрытия «белых пятен» в жизни и творчестве А. Т. Болотова большой интерес представляет оригинальная публикация М. Маковеева «Обратить в пользу для потомства» [16 Новый мир. 1985. № 8. С. 195—212.], касающаяся известной учительской династии Раменских. Речь р ней идет об Акте комиссии Ржевского гороно, в котором в 1938 г. по поручению Наркомпроса РСФСР был описан семейный архив Раменских. В числе прочих документов в Акте полностью приводится письмо А. Т. Болотова основателю мологинской ветви (село Мологино Ржевского района Калининской области) учителей Раменских — Алексею Даниловичу Раменскому.

Редакция «Нового мира» сопроводила публикацию вступительным замечанием, подчеркнув, что документы, «до сих пор неизвестные науке, представляют — при условии их подлинности — огромный общественный интерес». Поскольку архив Раменских, хранившийся в Ржевском краеведческом музее, погиб в грозные годы Великой Отечественной войны 1941 —1945 гг. и проверить подлинность приводимых в Акте документов путем сличения их с оригиналами нельзя, редакция совершенно справедливо утверждала: «Остается один путь проверки подлинности копий, представленных в документе,— путь научного анализа».

Однако несмотря на довольно четкую позицию редакции относительно необходимости предварительной проверки подлинности исторических материалов, М. Маковеев в своем предисловии к публикации, по- видимому, только на основании этого письма А. Т. Болотова А. Д. Раменскому, но уже без всяких оговорок, более того, весьма утвердительно пишет, что Болотов, «как оказалось», бывал в доме Раменских в Мологине.

Таким образом, читатель, недостаточно знакомый с биографией А. Т. Болотова, может принять это утверждение М. Маковеева за достоверный факт.

Более 40 лет занимаюсь я изучением жизни и творчества А. Т. Болотова. Что можно сказать на основании известного мне об Андрее Тимофеевиче по поводу упомянутого письма? Откровенно признаюсь: не сразу пришел к определенному выводу. Есть в письме такое, что заставляло не раз возвращаться к нему и снова перечитывать. Многое в нем заставляет верить в его подлинность. Во всяком случае, человек, написавший письмо, хорошо знал то время, события, связанные с А. Т. Болотовым и упоминаемыми им людьми, причем в таких деталях, которые могли быть известны только самому Болотову или людям, очень хорошо знакомым с его дневниками. Таковы, например, упоминание в письме о посещении Болотова Н. И. Новиковым в 1791 г., рассуждение о том, что Новиков «жив, хотя имел несчастие повредиться в разуме». Соответствуют действительности сообщаемые в письме даты событий: профессор Московского университета И. Г. Шварц действительно умер в 1784 г., посещение Болотовым Радищева в 1797 г. могло в самом деле состояться, поскольку именно тогда Радищев вернулся из ссылки в свое имение Немцово.

В письме чувствуется стиль А. Т. Болотова, его манера обращения к собеседнику, встречаются особо любимые им обороты и слова.

И тем не менее есть в письме детали, вызывающие большие сомнения в его подлинности. Не могло быть в письме Болотова таких выражений, как, например, «по агрономическим вопросам», «из агрономических вопросов» (тогда слово «агрономия» и его производные еще не были в употреблении в России). Никогда не пользовался Андрей Тимофеевич словом «природа», всюду у пего фигурирует «натура». Недоумение вызывают словесные обороты: «Ваша методика обучения...», «...передайте, пожалуйста, привет...»

Довольно странно выглядит для Болотова его подпись в письме: «С глубочайшим уважением к Вам Андрей Тимофеевич Болотов». Я подобной подписи не встречал, хотя просмотрел массу его писем. Или, скажем, есть в письме строки: «Как я уже соизволил Вам написать...» Не мог такое допустить Болотов. Этикет вежливости XVIII в. предписывал употребление этого глагола по отношению к собеседнику, но никак не к собственной персоне: например, «Вы соизволили мне сказать» и т. п.

Конечно, эти сомнения нельзя рассматривать в качестве доказательств, достаточно убедительно отвергающих подлинность письма. Во-первых, у А. Т. Болотова был отвратительный почерк, так что ничего удивительного не было, если составители Акта вместо слов, имевшихся в подлиннике, употребили совсем другие. Во-вторых, если редакция «Нового мира» и М. Маковеев «по взаимному согласию» сочли возможным «некоторые места Акта подвергнуть незначительным исправлениям», то почему этого не могли сделать составители Акта в отношении подлинных документов?

Само по себе письмо при всех его внутренних противоречиях не вызвало бы у меня желание вступить к дискуссию, если бы оно не шло вразрез с тем огромным фактическим материалом,' который имеется, если можно так выразиться, на противоположной стороне системы Раменский—Болотов, т. е. в архивах Болотова. Причем если на одной стороне (Раменский) — только копия единственного документа, то на второй (Болотов) — множество подлинных материалов, и в первую очередь его дневники и опубликованные на их основе знаменитые записки «Жизнь и приключения Андрея Болотова».