Хорст Герлах - В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946 Страница 5

Мой брат родился в 1927 году и уже по возрасту подходил в солдаты. Но в 1944 году на работе он попал в аварию и сломал большую берцовую кость. Перелом был настолько серьезным, что врачи освободили его от воинской службы. А русские все не унимались и продолжали обыскивать остальной дом.

Мне не один раз пришлось объяснять русским на пальцах, что я еще не достиг даже шестнадцати лет. Позже я выучил необходимый минимум русских слов.

Единственное, что русские могли сказать по-немецки, это слово «часы». Они произносили его с сильным акцентом. Так вот, золотые карманные часы моего отца, лежавшие на его прикроватном столе, стали их первой добычей. Правда, на этом все закончилось и они перешли в соседнюю комнату, чтобы проверить, есть ли чем поживиться у наших постояльцев. Два непрошеных гостя скрылись за дверью так же внезапно, как и появились.

Наша первая встреча с русскими лицом к лицу завершилась, и я почувствовал облегчение. С нами ничего не случилось, не считая неприятного момента с часами отца; тревожное чувство немного отступило.

На какое-то время в доме снова воцарилась спокойная обстановка. Только во дворе не прекращалось шарканье тяжелых ботинок. Спустя час или два снова стало шумно. Одна за другой появились группы из двух-трех человек – все сильно пьяные. Лица одних светились радостью, другие, наоборот, были искажены злобой; здесь были и азиаты и русские, все двадцати – двадцати четырех лет. Некоторые чем-то напоминали медведей. И все хотели заполучить часы. И чем больше, тем лучше. Их бы, наверное, устроила тысяча часов. Складывалось впечатление, что русские мечтали обеспечить всю свою армию немецкими часами. Когда они спрашивали, есть ли часы, а мы отвечали, что больше нет, они угрожали нам, наставляя на нас свои наганы. Вели они себя довольно агрессивно. Потом они нашли ликер в гостиной, выпили его и принялись крушить все вокруг, обыскав весь дом. В одном из чуланов они отыскали форму, которую отец носил еще во времена Первой мировой войны. Несмотря на то, что прошло много лет, форма совсем не выцвела, и они подумали, что нашли немецкого генерала. Подняв отца из постели, они потащили его в гостиную и потребовали объяснений. С огромным трудом ему удалось убедить их, что эта форма лежит здесь давным-давно.

Непрерывные угрозы

Всю ту ночь мы находились у русских на мушке. Они заперли нас, а потом подошли другие и ругались, что двери закрыты. Вокруг не прекращалось какое-то движение, все вещи перетряхивались и просматривались: сундуки, ящики, коробки. Их содержимое выкидывалось на пол, и некоторые вещи забирались.

Под утро двое русских обнаружили погреб, заперли его, а ключи выбросили. Потом, когда пришла другая группа налетчиков и обнаружила дверь погреба запертой, она заподозрила опасность, которая может таиться там. Естественно, они подозвали отца; он взломал топором замок, и перед тем, как спуститься вниз, они пустили перед собой автоматную очередь. Затем они велели отцу первым спуститься вниз, на тот случай, если кто-то прячется там и может неожиданно открыть стрельбу.

Тем временем, пересекая двор, к дому подъехали машины. Мы услышали шум и крики. А потом все стихло. Наступила гробовая тишина, ни звука. Затаив дыхание я прислушивался с волнением, пытаясь различить хоть какой-нибудь шорох. Но глухо. И тут неожиданно раздался чудовищный рев. Казалось, весь мир сейчас рухнет. Только свет от вспышек доходил до нас сквозь закрытые окна. Собравшись в кучку и тесно прижавшись друг к другу, мы смотрели. Я не понимал, сколько еще продлится этот ад, но казалось, этому кошмару не будет конца. Свистящий шум и вспышки не прекращались, а потом со стороны Эльбинга мы услышали мощные взрывы.[1]

Мысленно я оказался в городе и увидел немецких солдат, атакующих противника. Мой отец, знающий толк в военном деле, и то не мог предположить, что это за оружие и как оно стреляет.

К середине ночи наши непрошеные гости были уже совсем в невменяемом состоянии. Они ходили, качаясь, размахивая пистолетами и винтовками, болтая с нами по нескольку минут на русском языке, очевидно забыв, что мы ничего не понимаем. Отец научил нас, как будет по-русски «я не понимаю», и велел на любой вопрос отвечать так.

Несколько человек притащили проигрыватель в дом и, поставив его в соседней комнате, включили его на всю мощь. Казалось, несколько часов подряд мы вынуждены были слушать джазовую музыку, сопровождаемую пением пьяных русских. Все в доме было перевернуто вверх дном.

К четырем часам утра выпитый ликер все же свалил их с ног, и пьяные вопли прекратились. Наши так называемые «освободители» заснули мертвецки пьяными. В доме стоял страшный запах перегара. Это было отвратительно.

Глава 4

В оккупации

В тревожной полудреме мы проспали до шести утра. Затем отец сказал, чтобы я встал и сходил за поляком, который работал у нас в коровнике. Мне очень не хотелось идти, потому что я все еще чувствовал страх, пережитый ночью. Но в конце концов я поднялся и надел пальто. Стояла темень, хоть глаз выколи. А что, если русские убьют меня? Аккуратно я прокрался через комнаты. В столовой спали трое солдат, уронив головы на стол. У каждого в одной руке были пистолеты, а в другой – по бутылке водки. На момент я остановился возле двери и прислушался, прежде чем осмелился идти дальше.

За домом возле пристроенной кухни стоял часовой. Похоже, он сторожил машины, заметенные снегом, стоявшие в двадцати метрах в стороне. Он не хотел выпускать меня, очевидно думая, что я немецкий солдат, переодевшийся в гражданскую одежду. И только после того, как я приложил невероятные усилия, чтобы объяснить, куда я иду, он пропустил меня. Правда, я до сих пор не уверен, понял ли он меня. Съежившись, я шел по сугробам. Мое внимание привлекли наши лыжи, разломанные на части и выброшенные в снег. Я прошел мимо разграбленных фургонов беженцев и их разбросанных повсюду вещей, которые разворошили солдаты Красной армии в поисках ценностей. Кровати, коробки, распоротые подушки – все валялось в снегу. А в разграбленных фургонах завывал холодный ветер.

В доме, где жила семья поляка, передо мной предстала та же самая картина. Пьяный русский солдат сидел на скамейке и спал, склонившись над своим автоматом. Поляки, которые так же, как и мы, совсем не спали в ту ночь, похоже, пережили похожий кошмар.

Пастух сказал мне, что он скоро пойдет в коровник; не дожидаясь его, я отправился один и принялся кормить животных. Постепенно, один за другим все местные жители собрались в коровнике. Многие слышали, что работать было безопаснее всего – русские уважали тех, кто трудится. И это предположение впоследствии оправдалось. Как только мы начали доить коров, появилась целая толпа русских, чтобы налить себе молока. Они шли, пока не забрали все молоко. Уж потом мы приспособились и научились хитрить, оставляя немного молока себе. Это было необходимо, так как среди наших беженцев было несколько малолетних детей. Когда я пошел к амбару за соломой, то увидел реактивные установки, те самые, которые стреляли всю ночь. Они назывались «сталинские органы» и могли выстреливать по 16 ракет за очень короткий промежуток времени.