Мы-Погодаевские - Михаил Константинович Зарубин Страница 5

Илим и Терек! Разве их сравнить?

По берегу, мы разбежались мигом,

Забрасывая в воду поплавки,

И в воодушевлении великом

Добычу ожидали из реки.

Вот Лешка Пап поймал ельца с мокченом,

А Мишка Солод окуня добыл.

И Санька Предка с видом сверхученым

Про тонкости рыбалки нам долбил.

Мы, малыши, разинув рот внимали

Его речам, выстраиваясь в ряд,

И наше сверхусердное вниманье

Так льстило предводителю ребят.

Вот стали попадаться нам мокчены

И редко серебристые ельцы,

Мы радостно вздыхали облегченно,

Сопливые подрости-огольцы.

Потом обед с восторгом уплетали

И жарили мокченов на костре.

А гуси в поднебесье пролетали,

Стремясь достичь гнездовий побыстрей.

А день сиял прозрачностью хрустальной,

Не изнуряя нас томительной жарой.

Река с ее поверхностью зеркальной

Текла послеобеденной порой.

И вечером, довольные добычей.

Торжественно шагали по домам

Лишь отдаленный БАМ свирепый бычий

Немного портил настроенье нам.

И солнышко, казалось, неторопко

Стремилось, что ты там ни говори,

На час-другой за Качинскою сопкой

Прилечь в постель из розовой зари.

За Паляниной сумрак шел с востока,

Меж соснами курчавыми таясь.

По деревенской улице широкой

Довольные ребята шли к домам.

Им не терпелось с гордостью глубокой

Порадовать своей добычей мам.

Часть II

Борис Черемных

Но ждал их он, с улыбкою довольной,

Борис Черемных — вроде бы физрук

И военрук, конечно, добровольный,

И, несомненно, самый лучший друг.

Борис был плотный, кругоплечий, сильный

Отсчитывал себе двадцатый год,

Лицом красивый, не словообильный

И погруженный в множество забот.

Он объявил, что следует собраться

Всем завтра утром и позвать с собой

Тех, кто не слышал, и сестер и братцев,

Пусть привыкают к «службе боевой».

И пояснил, что надо собираться

К Кривой Сосне, где будет их «парад».

И потом они начнут соревноваться

И в беге, и в метании «гранат».

Потом из тозовки стрелять сверхметко

И ловко надевать противогаз…

Со стороны пусть смотрят малолетки,

И зависть пусть сквозит из ихних глаз…

Слава Илима

…Водил Борис подростков и в «походы»

«Вооруженных чуть не до зубов»,

И шли в жару лесной дорогой «взводы»,

Стирая пот с позагорелых лбов.

И штурмовали мельницу на речке.

«Ура-а!» кричали чуть-чуть с хрипотой

Воинственные чудо-человеки

С мальчишескою внешностью простой.

А худощавый мельник бородатый.

На них глядел с глубокою тоской,

Он воевал с германцами когда-то.

Вернулся с покалеченной рукой.

— Зачем, — Борису бросил с укоризной

Старик, — ты мучаешь рубят, ядерна мать?

— Учу их дорожить своей Отчизной

И от врагов ее умело защищать.

Но, дед Трофим, такие настроенья

Приветствовать никак я не могу,

И заявляю с явным огорченьем —

Они на радость нашему врагу,

Сказал Борис и посмотрел на деда

С досадным выражением в глазах…

И словно предлагая пообедать,

Сияло светом солнце в небесах.

Пейзаж тушамский — это загляденье!

Сюда бы живописца пригласить, —

Остался бы доволен, без сомненья,

А нас такой пейзаж в душе носить.

У мельницы зеленую полянку

Пересекает мягкость колеи,

Насвистывают птахи спозаранку

До вечера мелодии свои.

Часть III

Мы — патриоты

Счастливые до одури, чумазая шпана,

Мы бегали без обуви в залатанных штанах.

Над нами небо синее,

Вокруг полей простор,

А мы об Абиссинии

вели недетский спор.

Мечта воображения

В Испанию влекла,

Но горечь поражения

Нам в души залегла.

Фашистов ненавидели

И всей своей душой

По лицам взрослых видели,

Что быть войне большой

Учились быть мы смелыми,

«сражаясь» меж собой.

Гордились самострелами

С тугою тетивой

Гудели гумна гулкие

От нашей беготни,

Стучали за проулками

«клинки» у ребятни.

Пусть наши бабки злобились,

А мне грозила мать —

Мы, знай, себе, готовились

Отчизну защищать.

Часть IV

Год 1941

Костенков Мишка, комиссар пригодный.

В походы нас, подростков не гонял,

Но он Бориса подвиг благородный

«Политикой высокой» дополнял.

Тонул в реке он после ледохода,

Поэтому схватил туберкулез

Прожил на свете чуть побольше года,

И было жалко нам его до слез.

Он в деревенском клубе вечерами

Зимою длинной «лекции читал»

Все о вожде и об «Отчизне-маме»,

И в голосе его звучал металл.

Ходили с ним в кино смотреть Чапая,

Про Чкалова любили говорить.

В газетах про папанинцев читая,

Мечтали сами подвиги творить.

Мы патриотами росли сверхбоевыми,

(Теперь таких, пожалуй, не сыскать!)

И чье-то, всех волнующее имя

Для нас звучало, словно благодать.

Любили мы на лыжах прокатиться

Сугора деревенского к реке,

И на коньках по льду летать, как птицы,

Гоняя клюшкой шайбу на катке.

Костенков Мишка был доволен очень,

Еще бы! Будут ловкими бойцы!

Выносливыми также, между прочим,

Пусть подрастут немного огольцы

Все чаще доходили до колхоза

Тревожные известия о том,

Что нависает над страной угроза,

Печально проникая в каждый дом.

Но вот и снова наступало лето,

Взошли посевы, вспаханы пары…

Война бродила по Европе где-то,

Нас обходя сторонкой до поры.

Пора настала, и двадцать второго

Июня к нас фашисты ворвались,

И мужики из-под родного крова

В ряды красноармейские влились.

А мы, подростки, не предполагали,

Как это бедствие — война!

И сводки с фронта про победы лгали,

Но таяла и таяла страна.

И как же удивились мы однажды,

Когда к Москве фашисты подошли,

И как из нас был растревожен каждый,

Хотя мы жили от войны в дали.

И первые листочки-похоронки

В деревню почтальонша принесла…