Елена Погребижская - Дневник артиста Страница 50

— Да тут не живет никто. Вон как все набекрень и какое все ветхое и пыльное.

— А спорим, живет? Целый район таких домов не может просто так стоять.

Тут из дома, в котором люди жить не могут, вышли три человека в тренировочных штанах с вытянутыми традиционно коленками (вернее, третьей был тетя с задницей крупной величины, обтянутой лосинами), и все трое стали чинить звонок в совершенно покосившемся доме. Вернее, тетка всем указывала.

— Ненавижу такую породу баб, которая мужикам вечно указывает, как и что делать. Вот специально же вышла указать. У меня тетка такая же.

— А я даже не знаю, какие там породы есть…

За разговорами мы обошли этот район, который вызвал во мне такую неизбывную тоску, что захотелось пойти и надраться в стельку. Но вместо этого мы купили мне шоколадку с орехами. Малость отлегло…

Филантропическая часть.

На нашем концерте было тысяча двести человек. Мне подарили: пять гигантских букетов сложного сочинения в кудрявых обертках; одну бутылку водки «Белая березка» — ледяную и запотевшую; одну горилку «Немиров»; одну бутылку красного вина; две бутылки шампанского и один рисунок.

Зал пел слова хором. Мы были поражены.

Концерт происходил в половине второго ночи. Люди приехали, помимо Самары, из Ульяновска, Новокуйбышевска, Димитровграда и откуда-то еще.

Когда мы пели «Шелковый путь», люди жгли зажигалки, когда пели «Девчонки не плачут», они пели все припевы.

Единственное, чего мне хотелось бы добавить, — это больше диалога с залом. То есть он был, но по ходу они ждали, что вставит, а не то, что им будут истории рассказывать. А мне интеллектуальный контакт нужен, лично мне он нужен ничуть не меньше, чем переполненность энергетикой нас всех.

Мне тут сказали: может, люди не ждали и не были готовы, что я с ними буду разговоры разговаривать, как в Москве. А может, все по-другому — потому что их так много было. Еще мне в объяснение рассказали анекдот.

Один чувак проводил отпуск на даче, работал в огороде, все там себе делал красиво, с лопатой не расставался, мозоли натер даже. Вот он вышел на работу и едет в лифте с секретаршей, девушкой без чувства юмора.

— А откуда у вас мозоли такие, Михаил? — спрашивает она.

— Это я по вам так скучал, Наденька, — отвечает он.

И девушка расплакалась.

Еще про Самару.

Мы жили на вокзале. Фраза звучит так, как будто мы бомжи.

На самом деле там вокзал круче, чем аэропорт Домодедово, — такая конструкция из голубого стекла нереальная. И гостиница там нереальная. На ночь после концерта мы посмотрели в номере кусок фильма, где дяденьке одному вырезали яйцо, и он все равно хотел иметь его при себе. Поэтому послал друга скрасть яйцо. Тот его долго пытался скрасть, потом уронил в лестничный пролет. Яйцо упало прямо на поднос, который уносили в столовую. И там один доктор его съел вместо пирожного.

Еще нас там все время кормили. Это такое гостеприимство. И поскольку там «Жигулевское» пиво, нам с собой его дали ведра. Пацаны взяли и выпили почему-то на обратном пути. Все до капли.

Сегодня мы приехали с утра, и целый день все хотят спать. Потому что, пока мы были на гастролях, наступила зима.

14 октября 2004 года

Мы уезжаем в Кишинев, а оттуда в Одессу. Там довольно тепло, судя по прогнозу.

Очень странно трансформируются желания. Сначала я боюсь летать самолетом и могу ехать как угодно долго, лишь бы не лететь. Потом я пару раз езжу сутки на поезде и понимаю, что мне безумно жалко времени, которое я провожу в этом вот самом купе. И хочу лететь.

Мы еще не нюхали настоящего тура, когда переезжаешь из города в город. Но я могу представить себе, как это переносится. Поэтому не удивляюсь, что господа артисты часто запойно пьют или еще чего. Потому что это такой детский календарик-переливашка: вот он весь расфуфыренный идет в Москве на вечеринку, и показывают по телику, как его одолевают толпы поклонников. А чуть календарик повернул — и вот он уже в трениках трясется в поезде, скажем, Москва-Кишинев, или летит, или едет автобусом из мегаполиса в тьмутаракань и обратно. И так двадцать раз за месяц. И серьезно задумываешься, во что превращаются мечты, когда они сбываются.

Мы решили найти себе клавишника. Чтобы музыка была современной и изобиловала разнообразной электроникой, группе нужен клавишник. Желательно такой, чтобы соображал в компьютерах и современных музыкальных тенденциях. Нашли вроде бы такого парня. Но с ним звук стал напоминать восьмидесятые. Мы это поняли на репетициях. И тогда стали искать саунд-продюсера, ездить по аранжировщикам.

Первым, к кому мы поехали, был Женя, который работал у Линды. Он сказал: «Восемьсот долларов — и вам не придется париться». Первый раз мы там у него услышали еще сырой новый альбом Линды. Потом поехали к аранжировщику Боре. Отдали ему свою песню и попросили сделать примерную аранжировку. Приезжали к нему в студию на Таганку. Его работа тоже стоила в районе восьмисот долларов. Ездили еще к пацанам из группы «Токио». У них все было круто, своя репетиционная база. Сказали, что будет стоить тысячу. А потом сказали, что времени у них нет и заняться они с нами не могут. После этого мы поехали посоветоваться к Лене Бурлакову. (Леня Бурлаков — это независимый продюсер, тот самый, который открыл «Мумий Тролля» и «Земфиру».) Леня послушал наши песни и сказал, что поменял бы весь звук. Мы вздохнули и сказали, что сами хотим того же. В конце Леня добавил, что в России бог звука один — это Самсонов.

Про Андрея Самсонова мы слышали только то, что он делал звук на альбоме Земфиры «14 недель тишины», создавал звук группе «Мультфильмы» и колдовал над последними альбомами «Аквариума». Известно было, что живет он в Питере. Мы как-то очень быстро нашли его телефоны…

У нас как раз был концерт в Питере, в клубе «Старый дом». После него мы встретились с Самсоновым в приличном итальянском ресторане. Выглядел он как реальный фрик с белыми всклокоченными волосами. Мы быстро обо всем договорились, а потом поехали к нему домой. И он нам ставил до полуночи песни Земфиры и еще каких-то перцев, и мы пили коньяк.

Видели двух его котов по имени Вегас и Сверх, которые дико носились, и его фотографию с английской королевой. Еще у него дома была девушка, которая появлялась и исчезала с загадочной улыбкой. Он в лицах изображал свои аранжировки, чертил руками пассы в воздухе, показывая, где какой инструмент. Мы ушли совершенно им покоренные. Потом отправили ему из Москвы три песни. И он нам прислал три волшебных варианта.

Мы поехали их записывать с Шурой и Пафой. Жили в какой-то странной квартире, ребята спали на настоящих синих школьных матах вместо кроватей. Потом мы стали ездить время от времени в Питер, записывать партии на студии группы «ДДТ». А потом Самсонов прислал нам сделанные три песни в готовом варианте, и Пафа сказал: «Матерые хиты». И тут мы поняли, что счастье есть, потому что у нас такие отличные песни и нет никакого сомнения, что их сразу все полюбят.