Тони Клифф - Сталин. Красный «царь» (сборник) Страница 50

Лига Наций и Коминтерн

Вызванное победой германского национал-социализма сближение, а затем и прямое военное соглашение с Францией, главной охранительницей статус-кво, дает Франции несравненно больше выгод, чем Советам. Обязанность военной помощи со стороны СССР имеет, согласно договору, безусловный характер; наоборот, помощь со стороны Франции обусловлена предварительным согласием Англии и Италии, что открывает неограниченное поле для враждебных СССР махинаций. События, связанные с Рейнской зоной, показали, что при более реалистической оценке положения и при большей выдержке Москва могла добиться от Франции более серьезных гарантий, поскольку договоры вообще могут считаться «гарантиями» в эпоху резких поворотов обстановки, постоянных дипломатических кризисов, сближений и разрывов. Но уже не в первый раз обнаруживается, что советская бюрократия проявляет гораздо более твердости в борьбе с передовыми рабочими собственной страны, чем в переговорах с буржуазными дипломатами.

Нельзя придавать серьезного значения утверждениям, будто помощь со стороны СССР мало действительна в виду отсутствия у него общей границы с Германией. В случае нападения Германии на СССР необходимая общая граница будет, очевидно, найдена нападающей стороной. В случае нападения Германии на Австрию, Чехословакию, Францию Польша не сможет оставаться нейтральной ни одного дня: признав свои союзные обязательства по отношении к Франции, она неизбежно откроет дорогу для Красной армии; наоборот, порвав союзный договор, она станет немедленно помощницей Германии; в этом последнем случае «общую границу» найдет без труда СССР. Сверх того, морские и воздушные «границы» сыграют в будущей войне не меньшую роль, чем сухопутные.

Вхождение СССР в Лигу Наций, изображенное перед собственным населением при помощи достойной Геббельса режиссуры как триумф социализма и результат «давления» мирового пролетариата, оказалось на самом деле приемлемо для буржуазии лишь в результате крайнего ослабления революционной опасности и явилось не победой СССР, а капитуляцией термидорианской бюрократии перед насквозь скомпрометированным женевским учреждением, которое, по знакомым уже нам словам программы, «ближайшие свои усилия направляет на подавление революционных движений». Что же изменилось столь радикально с того времени, когда принималась хартия большевизма: природа Лиги Наций? функция пацифизма в капиталистическом обществе? или же – политика советов? Поставить этот вопрос значит тем самым ответить на него.

Опыт успел скоро показать, что участие в Лиге, ничего не прибавляя к тем практическим выгодам, какие можно было получить путем соглашений с отдельными буржуазными государствами, налагает в то же время серьезные ограничения и обязательства, которые именно СССР выполняет наиболее педантично – в интересах своего еще свежего консервативного престижа. Необходимость приспособляться внутри Лиги не только к Франции, но и к ее союзникам, вынудила советскую дипломатию занять крайне двусмысленную позицию в итало-абиссинском конфликте. В то время, как Литвинов, который в Женеве был лишь тенью Лаваля, выражал благодарность дипломатам Франции и Англии за их усилия «в пользу мира», столь благополучно закончившиеся разгромом Абиссинии, кавказская нефть продолжала питать итальянский флот. Если можно еще понять, что московское правительство уклонялось от открытого нарушения торгового договора, то профессиональные союзы, во всяком случае, не обязаны были считаться с обязательствами комиссариата внешней торговли. Фактическая приостановка экспорта в Италию решением советских профессиональных союзов вызвала бы, несомненно, мировое движение бойкота, неизмеримо более действительное, чем вероломные «санкции», заранее отмеренные дипломатами и юристами, по соглашению с Муссолини. Если, однако, советские союзы, в отличие от 1926 г., когда они открыто собирали миллионы рублей на стачку британских углекопов, не ударили на этот раз пальцем о палец, то только потому, что подобная инициатива была запрещена им правящей бюрократией, главным образом, в угоду Франции. Между тем в предстоящей мировой войне никакие военные союзы не возместят СССР утраченного доверия со стороны колониальных народов, как и вообще трудящихся масс.

Неужели же этого не понимают в Кремле? «Основная цель германского фашизма, – отвечает нам советский официоз, – состояла в изоляции СССР… Ну и что ж? СССР имеет теперь больше друзей в мире, чем когда бы то ни было». («Известия», 17 сентября 1935 г.). Итальянский пролетариат в цепях фашизма; китайская революция разгромлена, и Япония хозяйничает в Китае; германский пролетариат настолько раздавлен, что плебисциты Гитлера не встречают никакого сопротивления; по рукам и по ногам связан пролетариат Австрии; революционные партии на Балканах попраны; во Франции и Испании рабочие идут в хвосте радикальной буржуазии. Несмотря на все это, советское правительство со времени вступления в Лигу Наций «имеет больше друзей в мире, чем когда бы то ни было». Эта фантастическая, на первый взгляд, похвальба получает свой вполне реальный смысл, если отнести ее не к рабочему государству, а к его правящему слою. Ведь как раз жестокие поражения мирового пролетариата позволили советской бюрократии узурпировать власть в собственной стране и снискать большее или меньшее благорасположение «общественного мнения» в капиталистических странах. Чем меньше Коминтерн способен угрожать позициям капитала, тем политически кредитоспособнее кремлевское правительство в глазах французской, чехословацкой и иной буржуазии. Так сила бюрократии, внутренняя и международная, оказывается обратно пропорциональной силе СССР как социалистического государства и опорной базы пролетарской революции. Однако это только одна сторона медали; есть и другая.

Ллойд Джордж, в скачках и сенсациях которого нередки проблески острой проницательности, предостерегал в ноябре 1934 г. Палату Общин против осуждения фашистской Германии, которая, по словам его, призвана стать наиболее надежным оплотом против коммунизма в Европе. «Мы еще будем ее приветствовать как нашего друга». Многозначительные слова! Полупокровительственные, полуиронические похвалы со стороны мировой буржуазии по адресу Кремля ни в малейшей мере не являются сами по себе гарантией мира или хотя бы простым смягчением военной опасности. Эволюция советской бюрократии интересует мировую буржуазию, в последнем счете, под углом зрения возможных изменений форм собственности. Наполеон I, радикально покончивший с традициями якобинизма, надевший корону и восстановивший католический культ, оставался, тем не менее, предметом ненависти всей правящей полуфеодальной Европы, поскольку продолжал охранять созданную революцией новую собственность. До тех пор, пока не снята монополия внешней торговли и не восстановлены права капитала, СССР, несмотря на все заслуги своего правящего слоя, остается в глазах буржуазии всего мира непримиримым врагом, а германский национал-социализм – если не сегодняшним, то завтрашним другом. Уже во время переговоров Барту и Лаваля с Москвой крупная французская буржуазия, несмотря на остроту опасности со стороны Гитлера и на крутой поворот французской коммунистической партии к патриотизму, упорно не хотела ставить свою ставку на советскую карту. Подписавшего договор с СССР Лаваля обвиняли слева в том, что он, запугивая Берлин Москвой, ищет на самом деле сближения с Берлином и Римом против Москвы. Эта оценка, может быть, несколько упреждает события, но никак не находится в противоречии с их естественным развитием.