А. Солнцев-Засекин - Побег генерала Корнилова из австрийского плена. Составлено по личным воспоминаниям, рассказам и запискам других участников побега и самого генерала Корнилова Страница 51

Снаряды все время рвались то в саду, то во дворе и над крышей дома; один снаряд разбил стоявший возле домика маленький сарай. Крыша дома была пробита осколками снарядов. Однако генерал Корнилов продолжал оставаться в этом доме, не желая никому даже на мгновение дать возможность подумать, что он обращает внимание на огонь противника или опасается его. Большую часть дня и ночи он проводил на позициях, обходя их и лично руководя боем.

31 марта утром, после бессонной ночи и обхода сражавшихся на позиции войск, генерал Корнилов сел за стол в обращенной окном к стороне противника комнате и начал по карте обдумывать план дальнейшей атаки Екатеринодара. В этот момент большевистский снаряд, пробив стену дома, влетел в комнату и разорвался перед генералом Корниловым…

Смертельно раненного, его немедленно вынесли из находившегося под огнем дома под обрыв на берег р. Кубани, где герой, не приходя в сознание, скончался, окруженный своими боевыми соратниками и сподвижниками.

Перестало биться великое сердце, пылавшее неугасимым огнем любви к несчастной опозоренной Родине!

Не стало великого патриота земли Русской и талантливого полководца, с юных лет взявшего меч для защиты ее чести, сохранившего и воплотившего в себе эту честь в дни позора, бесчестья и страданья родной земли!

Скончался тот, кто в безграничной любви к своей Родине, жертвуя жизнью, первый вступил в открытую и настойчивую борьбу с темными, разрушавшими Россию и армию силами и их вождем – Керенским.

Но опьяненный революционно-большевистским ядом народ в горячечном бреду не узнал своего спасителя и предал его как «изменника и мятежника».

Его жизнь – величайший образец воинской доблести, патриотизма, беспредельной любви к Родине.

Нам, современникам, не оценить в полной мере той роли, которую Провидение предназначило генералу Корнилову сыграть в истории России.

Ее оценят грядущие поколения. Мы только можем сказать: генерал Корнилов – это сосредоточение лучших и наиболее сильных качеств русского народа, его чести, его воли и его разума.

И в момент величайшей разрухи Родины он один из немногих сохранил в себе эти качества.

После смерти генерала Корнилова вступивший в командование армией генерал Деникин прекратил атаки Екатеринодара и, стремясь сохранить остатки армии, двинулся на север в Донскую область, где образумившиеся казаки уже изгнали большевиков из своих южных округов.

Гроб с останками генерала Корнилова был взят армией, и его везли вместе с обозом штаба до колонии Гнадау.

Здесь, в ночь на 2 апреля, в одной из усадеб, при соблюдении строжайшей тайны, было опущено в могилу тело героя.

Расставшись со своим вождем, осиротевшая армия ушла дальше…

Через несколько дней большевики заняли колонию Гнадау и нашли могилу генерала Корнилова.

Озверелые, они вырыли его труп и перевезли в Екатеринодар, где, надругавшись над ним, сожгли его и прах рассеяли по ветру.

Обезумевший от большевистского яда русский народ в темноте своей, разрушая и уничтожая наследие своих предков, свое былое величие и могущество во славу интернационала, обесчестил себя еще и святотатством.

Это черная строка в истории бытия русского народа.

Путем бесконечных и ужасных страданий придет в себя, очнется русский народ…

Время это близится. И в глубоком раскаянии он проклянет тех, кто едва не погубил, не стер его с лица земли, и благословит светлую мученическую память того, чье имя из поколения в поколение будет передаваться как символ беспредельной любви к Родине – высокого патриотизма, хранителя в дни величайшей смуты ее чести, ее достоинства…

Это имя – Лавр Георгиевич Корнилов.

В. Пронин

Человек, который спас Корнилова

(О забытых славных подвигах)

Статья из журнала «Часовой» №№ 88, 89, 90, 92, Париж, 1932 г.

От редакции

Подробности побега генерала Корнилова из австрийского плена очень малоизвестны. Только в 1928 г. в одной из чешских газет появились воспоминания б. австрийского солдата, чеха по национальности, Франтишека Мрняка, который геройски помог генералу Корнилову бежать, а сам был пойман и приговорен к смертной казни. Только наступившая заря чехословацкой свободы спасла героя от позорной смерти. Он был награжден чехословацким военным крестом, двумя медалями и званием фельдфебеля.

Русские должны с благодарностью запомнить имя Франтишека Мрняка.

Не враг, а брат

В момент объявления войны я был среди первых, которые ушли на фронт, и, говоря откровенно, с целью, при первой возможности перебежать на «неприятельскую сторону». Суждено было иное: вскоре, будучи ранен, я возвратился в тыл, чтобы по выздоровлении провести шестимесячный отпуск у себя на родине в Тршебеницах. Но в скором времени, очевидно, по чьему-то доносу я был вызван обратно в полк, который между тем был переведен из Часлава в негостеприимную Венгрию в город Большие Канижы. Будучи определен там к обучению призванных ополченцев, я прилагал все усилия, чтобы попасть обратно в Чехию, или хотя бы туда, где был бы уверен, что больше не услышу орудийного гула. Счастье мне улыбнулось. В первой половине октября м[есяца] 1915 года приказом по батальону было предписано командирам запасных рот составить списки людей, способных к санитарной службе. Я использовал эту возможность, и с помощью фельдфебеля В. Штербы мне удалось попасть в список, и я был отправлен в Кёсег, в больницу для пленных. Это было для меня большим счастьем. Отныне я мог с ласковым словом приблизиться к «неприятелю», братьям из России и Сербии, и облегчить им горькую участь пленника.

Больница для пленных в Кёсегене

И хотя это в присутствии немецких и мадьярских солдат не было произнесено вслух, но мы все, чехи, понимали и знали, что идем к своим и будем любить их как братьев. Радость этого успеха омрачила нам мысль о том, как будем мы приняты, ибо были более чем уверены, что придем в среду, где будет преобладать мадьярский элемент, нам в высшей степени враждебный. Что наши опасения были обоснованы, мы убедились сразу же после прихода в больницу, где нас уже ожидали. Навстречу нам вышел фельдфебель Панай, мадьяр, грубейшей закваски человек, который уже на первый взгляд поражал своей наружностью и суровым взглядом.

Он встретил нас с злорадной усмешкой и начал бранить нас лентяями, изменниками и иными ругательствами, которые в чешском переводе описать просто невозможно из-за их неприличного значения и смысла. И это был, так сказать, наивысший господин и начальник в этом месте, потому что действительный начальник больницы, штабной врач д-р Максимилиан Клейн, еврей и завзятый австриец, о больнице совершенно не заботился, а всю заботу о персонале и больнице предоставил этому фельдфебелю. Уход же за больными он возложил на русского пленного полкового врача д-ра Бутковского, человека золотого сердца. На другой день по прибытии каждого из нас по способностям размещали по определенным местам. Одного в портняжную, другого в сапожную, третьего к дезинфекционной камере, четвертого к обслуживанию больных, иного на помощь в кухню, склад и так далее, а меня назначили в больничную аптеку.