Ирина Гуро - Ранний свет зимою Страница 51

— Любовь Андреевна.

— Ну вот, Любовь Андреевна, я разыщу нужные вам книги… А все-таки почему вы пришли ко мне? Неужели только потому, что как-то на вечеринке услышали от меня несколько общеизвестных истин?

— Нет, не только поэтому…

Она замялась, но он настаивал:

— Раз уж пришли, будем откровенны друг с другом.

Пашкова порывисто открыла ридикюль и вынула смятый листок.

— Я нашла это у себя за ставней окошка. Прочла и поняла, что так жить, сложа руки, нечестно…

Миней, едва сдерживая улыбку, читал знакомую ему прокламацию.

— Где вы живете? — спросил он.

Она назвала переулок возле монастыря. Перед глазами Минея тотчас встал розовый сонный домишко.

— Вы показывали листовку кому-нибудь?

— Нет, я думала переписать ее и распространить, — наивно ответила девушка.

— Я не советую вам этого делать…

Назавтра Миней сказал Феде Смагину:

— Подбери-ка мне книжки для нового человека… ну, совсем нового в политике.

— «Азбука рабочего человека»? «Что такое прибавочная стоимость»? — осведомился Федя.

— Н-нет… Вот что: дай Чернышевского «Что делать?».

В руках Минея снова оказалась книга, по которой учились жить столько людей.

Глава VI

АРЕСТЫ

Но вручить Пашковой книжку Минею не удалось.

Воскресным утром, на малолюдной улице, прямо против его ворот, появился точильщик. Толстомордый детина, с преувеличенным усердием нажимая ногой на педаль, крутил свое колесо.

Миней сделал несколько шагов, и тотчас от забора отделился субъект в новенькой паре. Миней постоял, покурил, купил кое-что в лавке на углу и вернулся к себе.

Задернув занавески на окнах, он тщательно осмотрел всю комнату. Никакой нелегальщины, кроме книжки Чернышевского. Он вынул ее из стола и засунул под рубашку, за широкий кожаный пояс.

«Если будет обыск здесь, то, конечно, пойдут и к родным, — размышлял Миней. — Найти ничего не найдут, но сестра разозлится, надерзит жандармам — это уж обязательно».

У Тани хранились две прокламации, изданные за границей. Несколько раз они уже переписывались и перепечатывались на гектографе. Оригиналы же — два длинных, тонких листочка, сложенные вчетверо, — были заложены за стекло небольшого настольного зеркала в Таниной комнате. Деревянная дощечка прикреплялась к зеркалу четырьмя винтиками, на кончиках которых торчали четыре зеркальных шарика. Если кому-нибудь пришло бы в голову отвинтить шарики, то и тогда нельзя было бы обнаружить прокламации: Иван Иванович искусно заклеил их тонкой фанеркой.

Сейчас Минею предстояло предупредить товарищей о слежке и передать книжку. Можно бы уничтожить ее, но она была ему особенно дорога.

Любовь Андреевна все-таки получит ее!

Он вспомнил об учительнице, и ход мыслей его изменился: после их встречи прошло всего несколько дней — и вдруг слежка! Но сейчас же Миней отбросил подозрение: девушка была так искренна! И потом: если бы Пашкова предала, наблюдение за ним началось бы раньше. Полиция, несомненно, захотела бы выследить, где он возьмет книги для Пашковой.

Нет, вернее всего какая-то неосторожность вызвала слежку. Но какая?

Вспомнилось забавное происшествие, которое, однако, могло заинтересовать охранку.

Бывало так, что листовки присылались в Читу по почте заделанными в переплет какой-нибудь безобидной, с точки зрения цензуры, книги.

Получение аптекарским помощником фармацевтических справочников или руководств по составлению гербариев не возбуждало подозрений.

Но как-то один из иркутских корреспондентов, то ли по рассеянности, то ли по недомыслию, прислал на имя Минея в переплете книги Кропоткина, изданной за границей, прокламацию Сибирского социал-демократического союза. Книгу на почте задержали. Миней решил получить ее во что бы то ни стало. Он ждал нужную листовку; кроме того, книга могла быть передана жандармам.

Миней явился к начальнику почты. Плешивый старичок вежливо объяснил, что автор задержанной книги числится в перечне запрещенных.

— Помилуйте, это вовсе не тот автор! — решительно заявил Миней.

— То есть как это? «П. А. Кропоткин» — так и указано.

— Можете убедиться, — вкрадчиво заметил Миней. — Поглядите на обложку книги: автором ее является князь П. А. Кропоткин. Князь! И как персона титулованная, автор вполне благонамеренный. Во избежание конфуза благоволите выдать мне книгу его сиятельства.

Старичок струсил и выдал книгу.

Миней решил избавиться от слежки хотя бы на время.

Он запер квартиру и вышел на улицу. Субъект был тут. Миней зашагал к торговому центру города, все время чувствуя за спиной наблюдателя. Он ускорил шаг, к ощущение преследования ослабело. Однако, посмотрев мельком в витрину табачной лавки. Миней увидел в стекле отражение филера. Он стоял у афишной тумбы, смотрел куда-то в пространство и вдруг быстрым шагом пошел в обратную сторону. Это было удивительно. Миней присел на скамейку под деревом вполоборота к тумбе, не сводя с нее глаз. Через несколько секунд из-за тумбы показался маленький толстый человек в черном пиджаке. Выглянул и спрятался. Миней медленно пошел по улице и, скосив глаза, увидел, что человек следовал за ним.

«Ишь ты! Филеры передают меня друг другу! Скажите, какая техника! Не иначе «дубль-нуль» ввел», — усмехнулся Миней.

Солнце стояло в зените. День выдался на редкость жаркий для конца апреля. Миней был в косоворотке, чесучовом пиджачке и сандалиях; филер — в суконном пиджаке и сапогах.

«Ну я тебя погоняю!» — решил Миней. Он энергично зашагал в гору, к мужской гимназии и еще выше, вдоль Кайдаловки, к вершине сопки, поросшей редким сосновым лесом.

Осыпавшаяся хвоя густым слоем покрывала землю. Склон становился все круче. Прямые лучи солнца припекали сквозь ветви. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка.

Кругом все было пустынно, и толстый вспотевший человек, карабкающийся по склону, был весь на виду.

«Как клоп на лысине!» — брезгливо подумал Миней. Ему вдруг стало смешно: европейские методы сыска для Читы явно не годились.

Он вспомнил, что запретная книжка все еще у него под рубашкой, и решительно направился вниз. Не оглядываясь, пошел через весь город, прямо к базару. Шпик тащился следом.

Было три часа пополудни. Воскресный торг, знаменитый читинский торг, был в самом разгаре.

В глазах рябило от множества разнообразно одетого люда, от пестрых товаров, разложенных на рундуках, на столах и просто на земле.

Еще издали у рыночных ворот было видно скопление телег, возов, бурятских повозок на двух колесах. Нарядные выезды знаменитых томских ямщиков бросались в глаза расписными дугами, кистями и бубенчиками на сбруе.