Павел Лосев - На берегу великой реки Страница 52

– Позови его. Хватит ему толкаться!

Но Мишка уже и сам разуверился в своем непрочном предприятии. Он за бесценок отдал весь свой товар вместе с корзинкой какому-то дошлому перекупщику. Физиономия его, освобожденная от платка, была нескрываемо кислой.

– С утра бы надо, – оправдывался он, представ перед друзьями, – не тот спрос сейчас. Нахватались! – и со вздохом добавил: – Два алтына да грош – вся выручка. Э-хе-хе! Пошли, братушки!

По дороге он забежал в лавку. Карманы его серых брюк заметно оттопырились.

Лодка качалась около берега, привязанная за старую сучкастую ракиту. Охранял ее древний горбатый старец, живший тут же, у реки, в ветхой, покосившейся набок лачуге. Под его надзором было еще десятка два разных по размеру лодок. На них по реке Которосли доставляли Мишкиному отцу овощи из Ростова-Великого, с благодатных земель, окружавших старинное озеро Неро.

– Прыгай! – загремев цепью, крикнул Мишка.

Слегка качнувшись, лодка медленно отошла от берега. Златоустовский и Щукин дружно взмахнули веслами. Николай занял место на корме, у руля, рядом с Глушицким, Васька приспособился на носу.

Задумчиво глядел Николай на высокий, обрывистый берег, вдоль которого тянулись ряды городских строений. Блестели холодной красотой мраморные колонны Демидовского лицея. Играли солнечные лучи в золотых крестах Спасского монастыря, обнесенного высокими зубчатыми стенами. Когда-то карабкались на них непрошеные, страшные гости – узкоглазые, скуластые. Их гортанные боевые выкрики наводили смертельный ужас.

– Опять он далек от грешной земли, – прервал его думы Глушицкий, – опять в небесах поэзии витает. Дай-ка мне руль. Разве так правят?

И в самом деле, Николай не замечал, что лодка шла как-то неуверенно, сворачивая ток одному, то к другому берегу. Молча отодвинувшись от руля, он уступил место Глушицкому.

– Значит, не ошибся я, – продолжал Глушицкий, уверенно направляя лодку вперед. – Рифмуем! Сладчайшее и приятнейшее занятие. Это, кажется, Ломоносов сказал?

– Совсем и не Ломоносов, а Тредиаковский.

– Пожалуй, Тредиаковский!.. Забавный был пиит. Как это у него: чудище обло, озорно, стозевно и лаяй…

– Эй, Никола, подтягивай! – крикнул Мишка и весело затянул:

Вниз по матушке по Волге, по Во-о-о-лге!..

Голос у него не особенно звучный, надтреснутый, с хрипотцой. Но Николай с удовольствием слушал его и сам тихонько подпевал.

Город остался позади. Впереди зачернели прокопченные, похожие на сараи фабричные корпуса Большой мануфактуры. Это была глухая окраина.

– Как? Отдохнем? – спросил Златоустовский.

Николай согласно мотнул головой. Лодка повернула к берегу.

До чего славно лежать на мягкой, тонко пахнущей полынью траве, забросив руки за голову и мечтательно закрыв глаза! Часто трепеща крылышками и звеня, как колокольчик, поднимался к небу жаворонок. Радостна его песня, чудесна!

«Почему говорят, что ласточки делают весну? – думал Николай. – Нет, ее жаворонки делают. Они прилетают куда раньше ласточек. Еще и снегу по колено, еще только первые проталинки появляются на взгорьях, а жаворонки уже звенят, звенят, звенят. Выйдешь в поле – заслушаешься.

А вот и грачи кричат на пашне. Милые, милые грачишки! Как живете? Не из Грешнева ли вы? Ах, как там хорошо сейчас! И зачем вам этот неприветливый город?»

Где-то квакнула лягушка, прислушалась, не отзовется ли кто, еще раз квакнула – видно, нет желающих участвовать в концерте! – и стихла.

– Здравствуй, здравствуй, любезная! – заговорил вдруг Мишка. Но он не к лягушке обращался, он вытащил из кармана брюк бутылку и чмокнул ее губами. – Дорого яичко к светлому празднику. Ха-ха-ха! – В руке его блеснула серебряная стопка.

– Ну-ка, покажи, пожалуйста! – попросил Николай. – Да не бойся!

Златоустовский с неохотой отдал плоскую, темно-зеленоватого цвета бутылку:

– Настоящая! Понюхай!

Быстро поднявшись, Николай с силой размахнулся и бросил бутылку высоко вверх. Она сверкнула на солнце, закувыркалась в воздухе, описала полукруг и звучно шлепнулась в реку. Только брызги полетели. Никто даже ахнуть не успел.

Мишка рванулся было за ней. Но бутылка уже исчезла под водой. Тогда он ухватил Николая за ворот:

– Ты что? Потешаться вздумал? Это для кого я заботился? Для вас, дружков… А ты?… Эх!..

Однако драться Мишка не захотел, безнадежно махнул рукой и опустился на траву.

– Ладно, не сердись, – миролюбиво заговорил Николай. – Плюнь на «крючочек». Одна морока с ним. Погляди, как хорошо-то кругом. А выпьешь – свинья-свиньей. Не так, что ли?

И спорить Мишка не стал. Вынул из кармана колоду засаленных карт, начал тасовать.

– Раз такое дело – в картишки сыграем, – с убитым видом произнес он. – По полушечке.[19] Ежели нет в наличии, можно в долг. Это разрешается.

Николай играть отказался. За ним сказал «нет» и Глушицкий. Остальные уселись в кружок.

Отойдя в сторону, Николай и Глушицкий нашли удобное местечко на невысокой береговой круче и завели неторопливую беседу. С Глушицким было куда интереснее разговаривать, чем с Мишкой. Он понимал все с полуслова. О чем бы ни заходила речь, Андрей рассуждал с глубоким знанием дела, обстоятельно и убедительно. Он много читал, правда больше о войне, любил театр. Вот и сейчас Глушицкий предложил:

– Давай-ка сходим на представление вместе. Интересно! Жалеть не станешь.

– Давай сходим, – согласился Николай, пересыпая золотистый песок из ладони в ладонь. – Хоть сегодня. Что там показывают?

– Ей-богу, не знаю. Может, «Ревизора». Я охотно второй раз посмотрю.

– Так ты уже видел?

– На премьере был. Вот, знаешь, забавно. В первом ряду губернатор с женой и дочкой сидел. Точь-в-точь Сквозник-Дмухановский. А дочка – вылитая Марья Антоновна. На галерке хохочут, когда спектакль идет, а губернатор пыхтит, пот на шее вытирает.

Сегодня же отправится Николай в театр. «А как же Иван Семенович?» – вдруг вспомнил он. Будет ждать.

– Мы завтра сходим, – сказал он. – Сегодня, пожалуй, не успеем. Билеты не купим.

– Завтра так завтра, – согласился Андрей. – А билеты всегда есть.

Он заболтал ногами и тихонько засвистел. Потом заговорил снова:

– Эх, поскорее бы кончить гимназию! В Петербург уеду. Вот где театры так театры… Верно, и тебе хочется в столицу? Так?

Николай кивнул головой.

– Я поступлю в артиллерийское училище, – мечтательно произнес Глушицкий. – А ты? Тоже будешь военным?

– Возможно, – не сразу ответил Николай. – Отец настаивает. А я, признаться, не люблю военную службу. По-моему, это довольно скучное занятие. Ружейные артикулы, уставы да наставления. Военные – люди без души. И нет у них никакой идеи…