А. Солнцев-Засекин - Побег генерала Корнилова из австрийского плена. Составлено по личным воспоминаниям, рассказам и запискам других участников побега и самого генерала Корнилова Страница 53

В случайном разговоре я узнал, что генерал Корнилов – сын бедного казака, своим трудолюбием и настойчивостью достиг того положения, какое сейчас занимает. Слышал я о его успехах, когда он посвящал себя армейской разведочной службе, о его геройских подвигах в Русско-японскую войну, когда в бою под Мукденом, будучи окружен японцами, с целой бригадой, которой он командовал, прорвался, не оставив ни одного человека в руках неприятеля. Это были подвиги, рисовавшие его как героя-исполина, широкогрудого, увешанного орденами и другими знаками отличия.

Я был несколько разочарован, когда увидел генерала – человека небольшого роста, ничем не выделяющегося по наружности. Но для моего решения это обстоятельство, конечно, никакой роли не играло.

Я встретил Костю Мартьянова и старался найти в нем союзника для своего плана. Меня охлаждало отношение доктора Гутковского, потому что он, всегда очень разговорчивый, боязливо избегал всякого намека о Корнилове и меня сторонился. Я перестал ему верить и притворился равнодушным, чтобы рассеять его подозрения ко мне, хотя не знаю, были ли у него таковые.

Я узнал некоторые подробности о неудавшихся попытках побега генерала Корнилова, а также что первую попытку совершил офицер русского аэропарка Александр Васильев, вторая, в Пеце в замке Естергези, произошла при участии капитана Генерального штаба князя Солнцева-Засекина и поручика Дворниченка.

Эти неудачи повели за собою усиленный надзор, так что Корнилов не мог сделать и шага без наблюдения. Он заболел, и казалось, что уже смирился с участью пленника и совершенно отказался от замысла бежать. Но когда его попросили, чтобы он обязался честным словом не бежать, за что ему будет предоставлена большая свобода, он резко отказал и просил, чтобы его от подобных предложений освободили навсегда.

Генерал Корнилов в больнице

По прибытии в больницу генерал Корнилов поместился в офицерском павильоне, где во втором этаже ему была отведена небольшая комната с комнатой для вестового (Димитрия Цезарского). Это был его денщик из России, которого он сам попросил для услуг и в котором был совершенно уверен.

Цезарский был новым членом, который прибыл в наш кружок. Я заметил, что в скором времени после приезда генерала Корнилова мои два приятеля, Мартьянов и Веселов, часто ищут общества Цезарского и подолгу с ним совещаются. Результатом этих совещаний было то, что доктор Гутковский прописал для генерала Корнилова веронал, а я должен был ему его вручить. Я знал, что это условная игра, и пошел отдавать лекарство.

Первое знакомство

Генерал Корнилов принял порошок, смерил меня недоверчивым взглядом и, предложив мне сесть, сказал:

«До меня дошел слух, что вы слишком заметно интересуетесь моею особой и участью. Советую вам вовремя это оставить. Иначе вы будете иметь крупные неприятности. Я знаю австрийские законы и знаю, что вас ожидает. Будьте поэтому осторожны и не подвергайте себя опасности».

Эти слова меня поразили. Я ожидал совершенно иного, и когда уже опомнился, то ответил, что мои расспросы не имели иной цели, как помочь генералу в побеге, и что я буду счастлив, если в этом направлении смогу быть полезным. Указав сейчас же на то, что я чех, и объяснив генералу наше отношение к Австрии, я заявил, что согласен при каких угодно обстоятельствах ему помочь, будучи убежден, что мой поступок встретит сочувствие всех сознательных чехов.

Тогда ген[ерал] Корнилов сказал:

«С удовольствием принимаю ваше предложение. Вам будет благодарна не только Россия, но и все славянство».

Затем, расспросив о моих родных, пообещал по возвращении благополучно в Россию оказать им денежную помощь по окончании войны. Это был результат нашей первой встречи. Пообещав придти на другой день, я ушел, чтобы мое продолжительное пребывание у него не возбудило подозрений. Мартьянов и Веселов, интересующиеся результатом свидания, ожидали меня у входа в аптеку, желая знать, как прошло совещание, хитро ими подготовленное. Удовлетворив их любопытство, я их удалил, желая сам остаться со своими мыслями.

Первые сомнения

Я взвешивал, возможно ли вообще осуществить то, к чему обязался. Я знал, что для успеха нашего предприятия необходимо все до мельчайшей подробности продумать, застраховать себя от взаимных случайностей. Что за польза для нас от побега с пустыми руками? как далеко мы бы пробрались, если нет денег, нет удостоверений и иных вещей, необходимых для побега? Мысли кружились в голове и не давали ночами спать. За всю свою жизнь я не чувствовал большего напряжения нервов, как тогда.

Ранее, чем пробил второй час пополудни, время, в которое я обещал придти к Корнилову, у меня был готов целый план, и оставалось лишь узнать направление нашей дороги. Как было уже сказано, генерал Корнилов придавал большое значение быстроте действия. Хотя я не понимал значения его слов, но не сомневался, что у него на это имеются серьезные доводы. В конце концов, и я пришел к тому убеждению, что чем раньше нас здесь не будет, тем лучше для нас, и поэтому старался по возможности ускорить наше бегство.

План побега генерала Корнилова

Когда же после полудня я посетил генерала Корнилова в его комнате, то убедился, что и он не терял времени даром и уже составил определенный план. Едва я сел, как он вытащил карту Австро-Венгрии и, показав место нашего пребывания, Кёсег, повел пальцем по карте в направлении румынской границы и, остановившись у города Карансебаша, сказал: «Через Сомбателы, Раб и Будапешт до Каронсебеша поездом, оттуда через границу в Румынию пешком. Это единственный путь, куда можно легче всего проскользнуть, но это должно произойти уже до конца августа». Он предполагал, что и Румыния через короткое время вмешается в войну. Насколько его предположения были правильны, видно из того, что в сентябре Румыния объявила войну Австрии. У него, наверное, была информация от миссии Красного Креста, которая у него побывала во время пребывания там и с которой он мог беседовать без свидетелей. Позднее он показал мне открытку из России, которая, не могу себе объяснить как, прошла незамеченной цензурой. Ему писали: «Время не терпит. Ожидаю тебя с нетерпением». Подпись: «сестра Романова».

Будучи убежден в дельности его слов, я ничего не возражал против намеченной цели нашего пути и старался мой план согласовать с его предположениями. Разбирая пункт за пунктом, я изложил ему, как себе представляю весь наш план и, получив согласие, коснулся главного вопроса, которого не в состоянии был сам решить, – вопроса о деньгах. Я признался ему, что у меня есть около 180 крон, но что этого не достаточно. Он дал мне 300 крон с замечанием, что в случае нужды даст еще, но что нужно экономить, так как остаток небольшой. Со всею наличностью у меня было теперь почти 500 крон, и с ними я рискнул обойтись. Когда же мы уговорились еще о некоторых подробностях, я вернулся в аптеку, чтобы начать приготовления в дорогу.