Дмитрий Оськин - Записки прапорщика Страница 53

Трудна роль комиссара, он не хозяин армии, а что-то среднее между молотом и наковальней. Командующему армией, например, надо провести какое-нибудь мероприятие, которое явно направлено во вред интересам основной солдатской массы, генерал чувствует, что тут нужно содействие комиссара, - и комиссар должен, не вникая, собственно, в суть мероприятия, так его представить солдатам, чтобы оно показалось и полезным и нужным. Отменить распоряжение командующего армией комиссар не может, издать самостоятельное распоряжение по армии тоже не может, в общем, совершенно никчемный человек. Для меня непонятно, зачем, кому и для чего он потребовался.

Вскоре пришел Цветков. За чаем он жаловался на бесправие комиссара и бестактности, допускаемые генералитетом.

Я поставил перед ним свои вопросы.

- Насчет смертной казни, - сказал Цветков, - я ничего не скажу. Возмущение этим распоряжением идет со всех сторон, но оно продиктовано, я думаю, вы понимаете, желанием правительства сохранить боеспособную армию, особенно после несчастного тарнопольского бегства. Нужно солдату предложить дилемму: или он при наступлении имеет известный шанс остаться в живых, или при бегстве с позиций безусловно будет расстрелян. При такой дилемме солдат, естественно, будет выполнять распоряжения начальства о наступлении. Если же не смертная казнь, то с какой стати солдат пойдет в наступление? Солдат дрожит только за свою шкуру. Так что и с моей точки зрения, - в заключение сказал Цветков, - смертная казнь на фронте - явление совершенно естественное, и напрасно вы так возмущаетесь. Что же касается крестьянской секции, я охотно пошел бы вам навстречу, если бы на этот счет не имелось распоряжения Военного министерства, - ведь мы сейчас на фронте, по новому положению, не можем создавать каких-либо общественных организаций, за исключением уже созданных комитетов. Всякие новые организации требуют санкций свыше. Я полагаю, нужно ждать указаний из Питера.

В столовой армейского комитета неожиданно встретил земляка Бушуева, с которым был знаком еще до призыва на военную службу. Бушуев - сын зажиточного крестьянина со станции Епифань; в детстве был отдан мальчиком на выучку в Петербург в одну из типографий, где и работал до самой войны, а уже во время войны был призван по мобилизации. Теперь Бушуев меньшевик. В армейском комитете занимает должность редактора "Известий комитета".

- Без репрессий нельзя, - говорит Бушуев. - Уж больно распущенность у нас велика и некультурности много. Армейский комитет принял решение поддержать мероприятия, направленные на усиление дисциплины.

- Но ведь идиотски же проводятся эти мероприятия.

- Для того чтобы мероприятия проводились как полагается, учрежден комиссар; ни один смертный приговор не может быть приведен в исполнение без санкции комиссара.

- Ну и что же, комиссар приостанавливает приговоры?

- Он обычно советуется со своей фракцией при армейском комитете, и всякие утверждения, если бывают такие, выполняются на основании соглашения с фракцией. Так что в данном случае утверждение смертной казни не зависит от единоличного усмотрения комиссара армии или его заместителя.

- Но ведь сам факт смертной казни, - возмущенно говорю я, - больно мерзок; революция, свободная Россия, солдаты получили права гражданства, и вдруг стоило случиться одному тарнопольскому отступлению, как сейчас же поднялся дикий вопль буржуазии и на голову солдат сваливается смертная казнь; ведь вы так вновь отберете все права, данные в марте.

- Что было дано, то сохраним. А ты зачем приехал? - в свою очередь спрашивает он меня.

- По организации крестьянской секции. Я работаю в крестьянском Совете третьей дивизии. Цветков говорит, что без приказа Военного министерства это дело организовать нельзя.

- Ты поставил бы этот вопрос у нас в армейском комитете.

- Мне разъяснили, что надо только с комиссаром согласовать.

- Как хочешь. Правда, сейчас армейский комитет не мог бы собраться, все члены находятся в разъездах по частям, у нас, собственно, лишь редакционная коллегия на месте.

* * *

По возвращении в полк вновь созвал представителей моего "крестьянского совета", на котором доложил о результатах поездки.

- Будет лучше, - предложил я, - если каждый полк будет иметь свою, самостоятельную ячейку, а дивизионный комитет будет состоять, таким образом, из представителей полковых комитетов, что уменьшит громоздкость наших собраний и приблизит нашу работу непосредственно к солдатам.

Предложение принято. Начались частные разговоры.

- Нажимают на нас, товарищ Оленин, - говорили одни. - Издан приказ, обязывающий отдавать честь офицерам.

- Как отдавать честь? Ведь это же запрещено приказом по Военному ведомству.

- По Военному ведомству запрещают, а по дивизии приказывают. Вот посмотрите, у меня с собой выписка.

Приказ гласил: "В целях установления правильных взаимоотношений на службе между солдатами и офицерами приказывается: при встрече солдата с офицером первый должен приветствовать офицера путем приложения руки к головному убору; офицер в свою очередь должен одновременно приветствовать солдата".

Открыто насчет отдания чести не сказано, но содержание приказа, даже его форма говорят о том, что солдат обязывается отдавать честь.

- На комитеты нажим пошел, - говорили другие. - Отправлены в строй все члены комитетов частей, находящихся при штабе дивизии.

Один из солдат пожаловался в комитет на нетактичные действия начальника штаба генерала Сундушникова. Сундушников назвал солдата на "ты", ругал его площадной бранью. И вот солдат пожаловался в комитет, прося рассмотреть вопрос об оскорблении генералом солдата. Комитет заслушал объяснения солдата и постановил довести до сведения начальника дивизии генерала Музеуса о незаконных действиях со стороны начальника штаба; ответом на такое постановление комитета был приказ по штабу дивизии за подписью того же Сундушникова о направлении Широкова, Свиридова и Корнеева, членов комитета, в строй, в 9-й полк, якобы "для пользы службы", а на самом деле это просто разгон комитета.

- В десятом полку, - рассказывал другой солдат, - командир полка Синельников откровенно стал на защиту помещиков. Во время уборки хлеба он попытался послать целый батальон солдат в помощь помещику на полевые работы; понятное дело, батальон работать отказался. Местное население хотело свезти хлеб на свои гумна, но Синельников приказал выставить караул и не давать производить уборку хлеба крестьянам. Под прикрытием солдат помещик быстро собрал хлеб, обмолотил и запродал интенданту. Крестьяне возмущены - революционная армия защищает помещика!