Сергей Кремлев - 7 побед Берии. Во славу СССР! Страница 53

Тем более, что — чем чёрт не шутит! Сегодня дальние ракеты для Берии — необязательный «факультатив», а завтра, смотришь, — уже прямое поручение товарища Сталина.

Отчёт из «Нордхаузена» Берия, конечно, прочёл, но кураторство работ по дальним ракетам было тогда поручено другому, а у Берии был хлопот полон рот с атомными работами.

Впрочем, как мы увидим из дальнейшего, и работы по дальним ракетам без Лаврентия Берии не обошлись.

10 МАЯ 1947 года в Специальном комитете реактивной техники при СМ СССР — в соответствии с особо важным Постановлением СМ СССР № 1454-388 «Вопросы реактивной техники» — произошла «смена караула».

Первым пунктом Постановления Специальный комитет реактивной техники переименовывался в Комитет № 2, но суть заключалась во втором пункте (всего их было пять), гласившем:

«Назначить заместителя Председателя Совета Министров СССР т. Булганина Н.А. председателем Комитета № 2 при Совете Министров СССР, удовлетворив просьбу т. Маленкова Г.М. об освобождении его от этой обязанности».

В особых комментариях эта руководящая «чехарда», пожалуй, не нуждается — и так ясно, что Маленков провалился.

Но кое-что прояснить всё же надо. Замена Маленкова Булганиным никак не была связана с так называемым «авиационным делом», когда Маленкова вывели из Секретариата ЦК ВКП(б) вследствие того, что Маленков, как было сказано в Постановлении Политбюро ЦК, «морально отвечает за те безобразия», которые были вскрыты в Министерстве авиационной промышленности СССР и ВВС. (Выяснилось, что во время войны НКАП наркома Шахурина выпускал, а ВВС маршала авиации Новикова принимал недоброкачественные самолёты.)

Повторяю: отход Маленкова от руководства «ракетной» тематикой не был связан с «авиационным» делом. Постановление Политбюро по «авиационному» делу, снимавшее (ненадолго, впрочем) Маленкова, было принято 4 мая 1946 года, а быть председателем Спецкомитета по реактивной технике № 2 он перестал только через год.

Был главным «ракетчиком» Маленков — стал главным «ракетчиком» Булганин. А ракеты всё так же не летали, или летали плохо.

Почему?

Ни Маленков, ни Булганин не были бездарными управленцами — в классической «команде» Сталина неумёх и бездарей не было, даже Хрущёв при Сталине на протяжении многих лет из общей упряжки не выбивался.

И Маленков, и Булганин много и толково поработали и до войны, и во время войны, и после войны. Но вот со Спецкомитетом № 2 ни у того, ни у того не заладилось.

Почему?

Маленков был загружен работой в ЦК, Булганин — в Совмине, но ведь и Берия — председатель просто Спецкомитета тоже имел обширные обязанности по Совмину СССР, как и Булганин. Но у Берии всё ладилось и в Спецкомитете, и с «Кометой», и с «Беркутом».

Почему?

Не потому ли, что ни у Маленкова, ни у Булганина, как — к рубежу 40 — Х-50-Х годов — и у других членов сталинской команды, не было ни того вкуса к новому, который был у Берии, ни того вкуса к людям, который был у Берии?

Практически все послевоенные оборонные проблемы отличались небывалой до этого новизной: атомное оружие, реактивная авиация, ракетная техника различных классов во главе с дальними ракетами, многофункциональная радиолокация, новая электроника, цифровые электронные вычислительные машины, новые, нередко экзотические, ранее не производившиеся материалы.

Даже испытанные «сталинские зубры» терялись, а Берия — нет!

Почему?

Ну, во-первых, потому, что был талантливее — имел быструю и точную реакцию, сразу ухватывал суть, широко мыслил.

Во-вторых, был крайне работоспособен и свободное от порученного дела время использовал тоже для работы.

И наконец, Берия умел не только подобрать людей, вместе с ним делающих то, что было поручено Родиной и Сталиным, но и умел не мелочиться, доверяя им.

На этот счёт есть, например, свидетельство человека, к Берии отнюдь не расположенного — известного ракетчика Бориса Чертока. В своём капитальном труде «Ракеты и люди» он сообщает, что Дмитрий Устинов, возглавив возникающую ракетную отрасль, к 1949 году понял всю «несуразность» структуры ведущего НИИ отрасли — НИИ-88, однако на реорганизацию не отважился, поскольку над ним стоял аппарат Оборонного отдела ЦК ВКП(б) во главе с Иваном Сербиным, имевшим прозвище «Иван Грозный».

Без санкции Сербина были невозможны никакие изменения, поощрения и т. п., причём Черток вспоминает, что не раз имел возможность лично убедиться: министры этого аппаратчика побаивались и никогда не рисковали спорить с ним.

А вот в «атомном» проекте и в проекте «Беркут» всё было, по словам Чертока, принципиально иначе, и он даже с некой грустью сообщает, что там, где руководил Берия, все кадровые, например, решения принимал Ванников, согласовывая их с Курчатовым и представляя на утверждение Берии.

Конечно, Черток тут перебрал — ключевые кадровые решения Берия принимал сам, начиная с привлечения в атомные работы того же Ванникова и поддержки Курчатова и заканчивая назначениями директоров предприятий, как это было, например, с директором «плутониевого» комбината № 817, которого Берия «высватал» с «Уралмаша».

Но показательно, что, по оценке Чертока, аппарат «Спецкомитета № 1» был «небольшим». На Секретариат «атомного» Спецкомитета ложилось много обязанностей, включая подготовку проектов Постановлений СМ СССР, включая и Постановления о назначениях, которые Берия давал на подпись Сталину. И этот коллектив ближайших помощников Берии действительно был небольшим. А работал эффективно.

Почему?

Да потому, что стилем Берии было доверие — к тем, кто его заслуживал.

Собственно, так же руководил и сам Сталин.

И ещё одна черта стиля Берии была крайне плодотворной — в том числе и потому, что не так уж она у руководителей и распространена, а подчинёнными ценится… Я имею в виду явный вкус Берии к коллективному мышлению, его умение привлекать к выработке решений всех, кто мог полезно высказаться по существу вопроса. «Каждый солдат должен знать свой манёвр» — это всё же более эффектная фраза, чем деловой принцип. Но вот каждый офицер, а уж тем более — генерал, свой манёвр должны знать и понимать крепко.

У Берии так и было, и анализ его деловых резолюций говорит о нём многое. Как правило, в резолюциях Берии есть слова: «Тт. таким-то. Прошу обсудить .», «Прошу сообщить Ваше мнение.», и т. п.

Как известно, ум — хорошо, а два — лучше. Но, изучая то, как руководил Берия, убеждаешься, что он принимал к исполнению эту истину в усовершенствованном варианте: «Ум — хорошо, а двадцать — лучше». При этом сказанное ни в коем случае не означает, что Берия «размазывал» свою личную ответственность за решение на многих. Окончательное решение — если это было решение, требующее уровня Берии, — принимал Берия, за спины подчинённых не прячась. И перед Сталиным он всегда отвечал сам.