Вильгельм Липпих - Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945 Страница 55

5 октября мы получили приказ отступить из Латвии в немецкий порт Мемель. Большая часть нашего полка села на грузовики и, добравшись до Риги, в порту погрузилась на борт корабля, совершившего небольшое путешествие по водам Балтийского моря. Перед отплытием подполковник Эбелинг временно поручил моим заботам весь гужевой транспорт 154-го полка, хотя мою роту обслуживала лишь незначительная его часть.

Получив приказ доставить все это подразделение в Мемель по суше, я вывел из Риги растянувшуюся на добрых четыре километра колонну и отправился на юго-запад, проделав путь в 150 километров. Сначала на нас часто совершала налеты советская истребительная авиация, заставляя разбегаться в разные стороны в поисках укрытия, однако, после того как мы покинули окрестности Риги, вражеские самолеты нам больше не угрожали.

Когда наша медленно двигавшаяся кавалькада преодолела более половины пути до Мемеля, части Красной Армии вырвались к берегам Балтийского моря впереди нас, заблокировав дорогу, ведущую к месту назначения. Новый приказ, который я получил, предписывал мне развернуть колонну в направлении контролируемой вермахтом Лиепаи на северо-западе Латвии. Оттуда мы должна были перебраться, наконец, в Мемель.

Я ехал впереди колонны на моей Tea, когда неожиданно услышал за спиной чей-то голос: «Куда вы направляетесь?»

Я обернулся и увидел офицерский штабной автомобиль, ехавший позади и слева от моей лошади. В нем сидел фельдмаршал Фердинанд Шернер, командующий группой армий «Север».

Испуганный его неожиданным появлением, я тем не менее бойко отсалютовал и ответил: «Насколько мне известно, в Лиепаю, герр фельдмаршал».

Шернер имел репутацию сурового, безжалостного военачальника, известного своим неожиданным появлением на любом участке фронта. Ходил слух о том, что когда его личный водитель сделал что-то не так, фельдмаршал приказал ему остановиться и объявил, что он понижен в звании. В следующий раз этот самый водитель сделал нечто такое, что обрадовало Шернера, и тот прямо в автомобиле вернул ему прежнее звание. К счастью, я избежал гнева фельдмаршала Шернера, и он приказал нашей колонне продолжать движение. Днем 15 октября мы добрались до Лиепаи. Погрузив при помощи подъемных кранов наши орудия, мы через несколько часов сели на борт корабля. Ночью мы отчалили, взяв курс на юг. Позади остались части группы армий «Север», которым было суждено воевать на берегах Балтийского моря до самого конца войны.

Утром мы бросили якорь в «крепости Мемель» — так геббельсовская пропаганда называла этот город, надеясь поддержать моральный дух его защитников. Теперь мы находились под командованием группы армий «Север» на территории великого германского рейха, примерно в 55 километрах от того места, где 58-я дивизия начала наступление на земли Советского Союза три с половиной года назад.

По прибытии на место назначения сильно поредевшая в боях пехота нашего полка тут же пришла на помощь защитникам Мемеля. Полагаясь на пулеметы и легкое стрелковое орудие, она отчаянно нуждалась в поддержке гаубиц и минометов моей роты. Через несколько часов после высадки мы спешно разгрузили орудия и установили их на позициях примерно в восьми километрах от порта.

Выйдя в предместья города, мы заняли позиции позади нашей пехоты и сразу же дали несколько залпов по советским войскам, чтобы определить будущие цели. На следующий день красноармейцы атаковали наши позиции, однако крупномасштабного наступления не последовало. В следующие недели противник предпринимал атаки на нашу линию обороны лишь силами роты или батальона.

Хотя на нашем участке фронта обстановка была относительно спокойной, наступление частей Красной Армии в других местах близ Мемеля постепенно выдавливало немецкие войска на запад и медленно сжимало кольцо вокруг города. Несмотря на натиск противника, большую часть немецких частей мемельского гарнизона вскоре перевели на южный фланг, где обстановка серьезно обострилась. В конечном итоге город защищали только мы, да еще 95-я пехотная дивизия.

Верховное командование Красной Армии, видимо, имело и другие приоритеты и поэтому решило, что не стоит тратить на Мемель лишних усилий, точно так же как вермахт в свое время не стал уничтожать красноармейцев, оказавшихся в Ораниенбаумском котле. Соображение было такое — загнанный в угол враг оказывает отчаянное сопротивление, которое очень трудно сломить.

В дни осады Мемеля я занимал блиндаж, находившийся на полпути между городом и передовой. Остальная часть моей роты размещалась на ферме в трех километрах от города. Поскольку гражданское население успели практически полностью эвакуировать на запад, это был в буквальном смысле город-призрак.

В короткий период затишья между боями я забрел в какой-то пустой дом и впервые за несколько месяцев принял горячую ванну. Иногда нам удавалось поохотиться на зайцев и тем самым немного разнообразить наш нехитрый паек.

Однажды утром около девяти часов я все еще находился в постели после тяжелой предыдущей ночи. В мой блиндаж неожиданно вошел подполковник Эбелинг. Все еще неодетый, я вскочил с койки и отдал честь. Мои отношения с командиром полка были неплохими, но я сильно смутился, понимая, что совершил серьезный проступок, проснувшись так поздно.

Вскоре произошел не менее серьезный случай. Зная, что мои солдаты какое-то время не стреляли из винтовок, я решил найти подходящее место для короткой стрелковой подготовки. Идеальным местом мне показался холм неподалеку от фермы, где стояла на постое наша рота. Мне даже не пришло в голову, что блиндаж нашего полкового штаба находится на другой стороне холма.

После пяти минут стрельбы поступил срочный звонок из полка. Мне приказали немедленно прекратить огонь. Пули, выпущенные моими солдатами, перелетали через холм прямо над крышей штабного блиндажа. Хотя большая часть моих подопечных искусно обращались с гаубицами и минометами, стрелками из винтовок они были неважными.

На городских улицах неподалеку от фермы, на которой размещалась наша рота, были установлены указатели с двумя словами: «Подразделение Люббеке», чтобы нас могли найти те, кому мы нужны. На письмах, отправляемых солдатам на фронт, из соображений сохранения военной тайны обычно не указывался точный номер роты и полка. Вместо этого, отправляя письма, следовало указывать номер полевой почты. Такое правило действовало все годы войны.

Возможно, по причине ухудшения военной обстановки все большее количество наших писем проходило через военную цензуру. Прекрасно понимая это, я никогда не чувствовал себя ограниченным в том, что хотел сообщить в своих посланиях Аннелизе. Мне также казалось, что от нее я получаю четкое и правдивое описание того, что происходите ней и моими родственниками.