Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков Страница 56

Выслушав словоохотливого комиссара, я вышел побродить по улицам Петрограда и, кстати, зайти в Собрание Армии и Флота, где я остановился по приезде в Петроград. Невский был наводнен патрулями из матросов, а через два-три часа, когда я возвращался обратно, везде уже стояли заставы, не пропускавшие никого ни к Главному штабу, ни к Зимнему дворцу.

На следующий день, 26 октября, проходя по улицам, я уже встретил матросские отряды и броневые машины. У Зимнего дворца стояла любопытная толпа, разглядывающая многочисленные следы от пуль как на стенах дворца, так и на окнах, и обменивающаяся впечатлениями атак и контратак между большевиками и контрреволюционерами.

Возвращаясь обратно по Невскому, я увидел кучки людей, читающих какие-то небольшие, красные, однотипные афиши на стенах домов; афиши эти гласили, что к Гатчино подошло не 50 тысяч, как «хвастливо заявляли корниловцы и контрреволюционеры, а всего лишь 5 тысяч сторонников Керенского, а потому, товарищи, немедленно на фронт!».

Часов в 10 утра, на Забалканском проспекте, мною были встречены довольно стройные гвардейские части, идущие за город с оркестрами во главе; колонны эти вели молодые революционные гвардейские прапорщики.

Прочитанные мною на Невском проспекте летучки сразу ориентировали меня в происходящих событиях, и я решил немедленно ехать в Гатчино, где еще представлялась возможность борьбы с новыми захватчиками власти; но когда я пришел на вокзал, то оказалось, что через Красное Село в Гатчино уже проехать невозможно и что нужно ехать через Тосно.

В 3 часа дня я сидел уже в поезде, идущем на Тосно, и, пересев там на гатчинский поезд, я к 8 часам вечера подъезжал к Гатчино; не доезжая верст 15, видны были разрывы шрапнелей, но никто из едущих не представлял себе еще ясно – в чем дело.

Приехав в Гатчино и идя домой кратчайшим путем – по полотну железной дороги, – я на одном из переездов увидел в автомобиле фигуру А. Ф. Керенского. Автомобиль российского Главковерха стоял во главе казачьей колонны – авангарда из 500–600 казаков донцов и одной сотни амурцев.

Увидев своего доброго знакомого, графа Зубова, я просил ориентировать меня в обстановке. Оказалось, что это войска, ведомые Керенским и Савинковым на защиту Временного правительства против большевиков, и что во главе войск – генерал П. Краснов, а начальником штаба полковник Попов.

Удовлетворенный, я отправился во дворец, где в одном из помещений, отведенных придворным ведомством, размещались офицеры Гатчинской авиационной школы.

К 10 часам утра, 28 октября, в нижнем этаже дворца разместился штаб генерала Краснова.

В первых двух комнатах, занимаемых Управлением начальника гарнизона города Гатчино, ротмистром Дикой дивизии[49] С-м, я застал необыкновенно многочисленное собрание офицеров, преимущественно Гатчинской авиационной школы, в третьей комнате помещалось оперативное отделение, начальником коего и возглавил себя вышеупомянутый ротмистр С-в. Генерал Краснов и его начальник штаба находились на боевом участке, в 12 верстах южнее Гатчино, где в бой были введены пять спешенных казачьих сотен и одна горная батарея.

Со стороны противника в боевой линии было около четырех тысяч отборных петроградских рабочих, бывших солдат и, кроме того, матросы.

Боевыми действиями большевиков руководил новый большевистский командующий Петроградским военным округом подполковник Муравьев (бывший командир 21-й автомобильной роты); сотрудниками же его состояли: новый «морской министр» – матрос Дыбенко, писарь штаба Гельсинфорского флота – бывший сельский учитель, еврей Рошаль – студент 3–4-го курса психоневрологического института, матрос Трушин и поручик запаса Антонов[50] – впоследствии главковерх Антонов.

Как происходил бой – будет видно из дальнейшего, как характерную деталь нужно отметить, что казаки, находясь в бою без смены более трех суток, держались очень стойко, не теряя ни на минуту надежды на смену их пехотными частями; большевики же, не зная настоящего количества сил своего противника, проявляли крайнюю нерешительность, и только неустойчивость амурцев на левом фланге боевого расположения, куда не вовремя явился Керенский для поднятия духа, – решила участь боя.

Казаки перестали верить, что пехота подойдет им на смену, и настаивали на отдыхе; 29 октября было решено отвести казачьи части на отдыхе в Гатчино.

Но вернемся к боевым событиям и деталям их…

Неунывающий А. Керенский (он со своими адъютантами расположился в парадных комнатах дворца) часто показывался в оперативном отделении, где старался уверить всех в общем благополучии положения и охотно всем и каждому сообщал, что 50 ударных батальонов сняты с Северного фронта и двинуты на выручку Временного правительства, в доказательство чего показывал телеграммы, полученные им с сообщениями о подходе этих частей к станции Луга.

Действительно, из Пскова непрерывно, эшелон за эшелоном, подходили к Луге ударные батальоны, но не дремавший Лужский совдеп делал свое дело, и для агитаторов не требовалось особых усилий, чтобы убедить колеблющихся ударников не участвовать в братоубийственной войне и не защищать Керенского. Ударники, заняв выжидательное положение, так дальше Луги и не двинулись.

Между тем события шли своим чередом.

28 октября Гатчинской авиационной школы капитан Н-в, боевой и преданный делу артиллерийский офицер, с большим трудом уговорил оперативное отделение дать ему возможность, вместе с некоторыми офицерами, использовать стоящий без дела на Балтийском вокзале броневой поезд. Получив в конце концов так желанное разрешение, он перевел поезд на Варшавский вокзал, неожиданно налетел на станцию Александровскую и, обстреляв ее, вызвал огромный переполох в штабе Муравьева, причинив большие потери и людьми, причем была убита какая-то знаменитая еврейка Сура, о чем впоследствии «Известия» с возмущением описывали этот контрреволюционный поступок офицеров Гатчинской школы.

На рассвете того же дня летчики С-н и Л-в, овладев тайком исправным броневым автомобилем, проехали незаметно в тумане почти к Петрограду, откуда, повернув обратно, подъехали к большевистской цепи и открыли по ней пулеметный огонь; к сожалению, пулемет скоро дал отказ и пришлось спешно удирать в Гатчино.

29 октября, днем, офицеры Гатчинской авиационной школы, собравшись в столовой на аэродроме, обратились ко мне как председателю суда Общества офицеров с вопросами – что им делать и куда идти?

Я ответил, что в настоящий момент, когда, с одной стороны, все боятся расправы большевиков-матросов в случае их удачи, а с другой – никто не желает вновь видеть у власти Керенского, – каждый должен быть там, где ему подсказывают долг и честь офицера; лично я, и со мной многие боевые офицеры, сделали уже выбор, и мы там, где идет борьба против захвата власти