Р. Холлингдейл - Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души Страница 6

На самом деле эти минусы были одновременно плюсами, художник в Ницше был его прибежищем. И именно потому, что он был столь же художник, сколь и мыслитель, ему удалось избежать пороков немецкой философии. А поскольку он постоянно общался с тем лучшим, что в этой философии было ценного и глубинного, то сумел избежать неряшества мысли и не скатился до уровня остряка-афориста. Если перебрать и перечислить все недостатки, присущие этим двум противоположным классам мыслителей, то станет ясно, на каком острие балансировал Ницше.

Минусы немецкой философии связаны с ее профессионализмом: замкнутая атмосфера, книги вместо жизни, неспособность увязывать открытия с миром как таковым, презрение к хорошему стилю, инбридинг, недостаток общей культуры, серьезность до отвращения. Дефекты культурного philosophe лежат, напротив, в области непрофессионализма, дилетантизма: слишком обширные интересы, поверхностность, культивация хорошего стиля как предела достижений, принесение истины в жертву остроумию, отсутствие интеллектуальной честности, философствование вместо философии, непоследовательность, противоречивость. Ницше удается балансировать между этими двумя типами мышления и двумя способами выражения: он глубок, но не заумен; он оттачивает стиль, но сочетает его с хорошей мыслью; он серьезен, но не зануден; он тонкий – но не эстетствующий – искусствовед и культуролог; он афористичен и склонен к эпиграмме, но основанием его афоризмов и эпиграмм является твердая философская позиция; самый остроумный из философов, он редко поддается соблазну пожертвовать правдой ради красивой фразы; он очень многосторонен, но никогда не упускает из поля зрения свои основные интересы. Он достигает, особенно в последних работах, точности и ясности, редко встречающейся в немецкой письменной культуре: ни один мыслитель подобной глубины не владел столь совершенно инструментом выражения.

Ницше был не по годам интеллектуален, но до поры до времени не оригинален, и ему было уже 34 года, когда появилась первая из его значительных работ – «Человеческое, слишком человеческое». Самое раннее его творчество – стихи и другие сочинения наумбургского периода вплоть до 1858 г. – на редкость неоригинально: темы и их разработка банальны и совершенно лишены той спонтанности, которая присуща даже гораздо менее талантливому ребенку в его первых творческих попытках. В автобиографических записках «Из моей жизни» (1858) Ницше делит свое прежнее поэтическое творчество на три периода. Самые ранние стихи в основном представляют собой описание природы и драматические сценки, изложенные в форме неупорядоченного и часто нерифмованного стиха («Шторм на море», «Спасение», «Кораблекрушение», «Буря»); потом он попытался привнести форму и метр в этот хаос, но добился лишь скуки («Андромеда», «Аргонавты», «Дриопа»); наконец, он предпринял осознанную попытку объединить формальные качества второго периода со страстностью первого («Куда?», «Жаворонок», «Жалоба соловья», «Прощание Гектора», «Барбаросса»). В 1857 г. он написал стихотворение на осаду Севастополя: вместе с Пиндером и Кругом он разыгрывал Крымскую войну в саду за домом, испытывая при этом глубокое сочувствие к русским. Он перечисляет сорок шесть стихотворений, написанных с 1855-го по и оговаривает особо, что это только выборка; всего же он написал, видимо, около сотни стихов, однако они не отмечены знаком врожденного писательского дара. В записках «Из моей жизни», повествуя о своих ранних поэтических усилиях, он замечает: «Так или иначе, но в мои планы всегда входило написать маленькую книжку и потом читать ее самому» – детское выражение нарциссизма подлинного художника, который создает что-то, чтобы потом любоваться созданным. Другие юношеские произведения – это две короткие пьесы на классические сюжеты, написанные в содружестве с Пиндером, а в 1856 г. он начинает роман под названием «Смерть и разрушение». Наиболее убедительным творением было уже не раз упоминавшееся «Из моей жизни», написанное простой, бесхитростной прозой, когда говорится то, что хочется сказать, и ничего более, оно представляет довольно успешный опыт для подростка, не достигшего еще 14 лет.

Ценность этих юношеских творений для изучения феномена Ницше состоит в том, что они дают исследователю точку отсчета: в гораздо большей степени, чем все вторичные источники, они свидетельствуют о том, насколько набожен был мальчик. Вряд ли можно ожидать, что на тот момент он таил в душе серьезные сомнения, и еще менее – что он мог формулировать свои несогласия. Напряженность его религиозного чувства поразительна:

«Я уже испытал так много – радость и несчастье, веселье и печаль, – но во всем Господь бережно вел меня, как отец ведет свое маленькое, слабое дитя… Я для себя твердо решил навсегда посвятить себя служению Ему. Да вселит в меня возлюбленный Господь силы и волю осуществить мои намерения, и да защитит Он мой жизненный путь! Как дитя, я верю в Его милосердие: Он защитит всех нас, так что никакое несчастье не постигнет нас. Да исполнится его воля! Все, что он пошлет, я с радостью приму – счастье и несчастье, бедность и богатство, и даже смело взгляну в лицо смерти, которая однажды всех нас объединит в вечной радости и блаженстве. Да, дорогой Господь, пусть лик твой воссияет над нами навеки! Аминь!»

Глава 2

Школьник

Молодость всегда неприятна, поскольку тогда либо невозможно, либо неразумно быть продуктивным в каком бы то ни было смысле.

1

Пфорташуле была школой трудной и строгой, но это было как раз то, что требовалось Ницше в 14 лет. Как и в большинстве частных школ того времени, ее устав был составлен так, словно предназначался для тюрьмы, где содержали закоренелых преступников. Но думается, ошибочно полагать, что эти правила могли повредить подростку, которому следовало каким-то образом понять, что праздность и счастье – вовсе не одно и то же, и научиться этому у людей, искренне желающих ему добра. Ницше оставил нам описание типичного школьного дня в Пфорта[7]. Учеников поднимали в четыре часа утра, к пяти им следовало привести себя в порядок; занятия начинались в шесть и продолжались в той или иной форме до полудня. Они возобновлялись в 1.15 пополудни и длились до 15.50. Вечером проводились еще какие-либо занятия; отбой давался в 21.00. Поведение за трапезой подчинялось жестким правилам, и в течение всего дня ученику оставалось чуть более часа, когда он был предоставлен самому себе. Этому распорядку следовали пять дней в неделю. Воскресенье было выходным, и был еще один день, когда обитатели интерната могли поваляться в постели на час дольше, после чего занимались повторением пройденного за неделю. И конечно же были долгие школьные каникулы, когда можно было оправиться и поднабраться сил. Поначалу Ницше активно невзлюбил такую жизнь. Он тосковал по дому. В феврале 1859 г., после четырех месяцев пребывания в Пфорташуле, его охватило неодолимое желание выбраться отсюда и вернуться домой; такой же приступ он испытал по возвращении в школу после летних каникул того же года. Он поделился своими проблемами с наставником по имени Буддензиг, и тот помог ему справиться с ними[8], после чего Фридрих стал почти образцовым школьником и погрузился в изучение предметов, которым в школе уделялось особое внимание.

Основной интерес Пфорташуле лежал в области греческого языка и латыни и несколько в меньшей степени в сфере немецкой классики. По свидетельству Рихарда Блунка, школа была поистине миром книг: ученики вдыхали воздух не современной Европы, а Древней Греции и Рима, а также Германии времен Гете и Шиллера. Совершенно естественно поэтому, что, как выпускнику Пфорташуле, Ницше была уготована судьба профессора классической филологии, поскольку из всей программы данного заведения именно этот раздел знаний он осваивал наилучшим образом. Математика и естественные науки значительно уступали гуманитарным и отходили на второй план. Математика давалась Ницше хуже всех прочих предметов, и, если бы не его высокая репутация в классических дисциплинах, он провалился бы на выпускных экзаменах из-за слабой письменной работы по математике. (Есть версия, что экзаменаторы были уже на грани решения поставить неуд., когда один из них воскликнул: «Но позвольте, господа, неужели мы и в самом деле собираемся провалить лучшего из всех, кто когда-либо обучался в Пфорташуле?») В других неклассических дисциплинах Ницше тоже не блистал. Следуя своему намерению стать теологом, он изучал древнееврейский язык, но так и не сумел освоить грамматику. Был он посредственным учеником и в современных языках: Шекспира и Байрона он читал в переводах на немецкий, так и не сумел вполне овладеть итальянским (даже потом, живя в Италии), а по-французски читал только с помощью словаря.