Максим Чертанов - Эйнштейн Страница 60

За подстрекательством следует действие: в Берлине возникли террористическая антисемитская группа «Консул» и ряд подобных. А поскольку новую власть в России считали еврейской, «еврей» и «большевик» для правых стали синонимами. В антисемитской газете «Дер Штюрмер» вышла статья «Большевистская физика»: «Поскольку профессор Эйнштейн признан новым Коперником, многие преподаватели университетов стали его поклонниками… Что ж обвинять рабочих за то, что они следуют за Марксом, если германские профессора следуют за измышлениями Эйнштейна». Другие газеты прямо писали, что Эйнштейн большевик. Его попросту перепутали с Карлом Эйнштейном (не родственником), который жил в Брюсселе и действительно был крайне левым. 18 декабря в «Нойес Винер журнал» Эйнштейн был вынужден защищаться: «Меня изображают коммунистом и анархистом, очевидно, из-за путаницы с каким-то тезкой. Нет ничего более далекого от меня, чем анархистские идеи. Я за плановую экономику, но не всеобъемлющую. В этом смысле я социалист».

20 декабря он стал членом редколлегии журнала «Анналы математики», а 28-го Майя в сопровождении врача и медсестры привезла к нему Полину — ей стало хуже, и она хотела умереть на руках у сына. У Милевы тоже болели родители, и она уехала в Нови-Сад; Эдуард был в санатории из-за рецидива легочного заболевания, Ганс Альберт жил у Цангера. Эйнштейн усиленно звал Милеву с детьми в Германию. Он уже подобрал колледжи для обоих мальчиков. Но та не согласилась. Полина умирала; по ее просьбе ей устроили постель в кабинете сына. Как он сообщал Цангеру, «она из последних сил цепляется за жизнь, но еще красива»; Бессо писал, что из-за ее страданий совсем не может работать. К ней приглашали разных врачей, в том числе упоминавшегося Яноша Плеща, который давал ей морфий.

Возможно, близкое знакомство с Плещем произошло именно в тот период. Эта эйнштейновская дружба — одна из самых непонятных и неприятных; кроме того, что Плещ был евреем, других достоинств у него было мало: светский бонвиван, злой сплетник и, по мнению других врачей, шарлатан; Эйнштейн якобы сказал однажды: «Плещ скотина, но он мой друг». Он часто бывал у Плеща на вилле, где собирались музыканты, актеры, светские дамы, — туда можно было приехать без жены, с любой женщиной, никто бы и слова не сказал. В 1944 году в Англии Плещ написал мемуары, посвятив главу Эйнштейну: там все очень чинно. Но много позднее в письме сыну, которое стало известно исследователям, Плещ рассказал, что его «друг» умер от сифилиса, что он заглядывался на проституток, что его привлекали «грязные» и «вонючие» женщины, и прочее. (Ни об одной связи или хотя бы знакомстве Эйнштейна с такими женщинами ничего не известно, общался он исключительно со светскими дамами.)

Наступил 1920 год; работа не шла. Не только из-за матери: она не шла уже года два. Печатал Эйнштейн в основном разъяснения к своим опубликованным трудам. Пайс: «Кто может определить, в какой степени бурное течение жизни Эйнштейна в 20-е годы было причиной (а может быть, следствием) снижения творческой активности? Многие факторы, безусловно, были ему неподвластны: возраст, болезни, множество административных обязанностей, мировая слава, страсти, бушевавшие в Веймарской республике. Я считаю, что снижение творческого накала после 1916 года было вполне естественным». Американский исследователь Харви Леман в книге «Возраст и достижения» анализировал биографии выдающихся людей и пришел к выводу, что примерно к 45 годам у них наступает спад творческой продуктивности. По другим исследованиям, это относится только к представителям точных наук.

Сам Эйнштейн, выступая на юбилее Планка, говорил: «Я часто слышал, как коллеги Планка связывали его отношение к науке с его необычайными личными дарованиями, его энергией и пунктуальностью. Думаю, они ошибаются. Состояние ума, которое служит движущей силой в этом случае, напоминает состояние фанатика или влюбленного. Усилия, затрачиваемые в течение длительного периода времени, стимулируются не каким-то составленным заранее планом или целью. Это вдохновение проистекает из душевной потребности». Не стало у него самого этой душевной потребности? Может, ему требовалось кого-то любить? Ведь даже Спиноза, как считается, был всю жизнь влюблен, хотя и платонически… Первый его успех был с Милевой, второй — на пике романа с Эльзой. Теперь Илзе его отвергла, а от Эльзы тошнило… Все это не такая чепуха, как может показаться: у влюбленных в организме выделяется вещество дофамин, и оно же способствует творческой деятельности.

Он не то чтобы не работал; просто у него в тот период ничего не получалось. Его изводили кванты, скачущие куда им вздумается и не объясняющие причин своего легкомысленного поведения. Максу Борну, 27 января: «Эта возня с причинностью вызывает у меня массу трудностей. Можно ли вообще понять квантованное поглощение и испускание света, исходя только из требований причинности, или же всегда будет оставаться статистический осадок? Должен сознаться, что мне не хватает убежденности; однако мне было бы очень горько отказаться от строгой причинности».

Он всюду ездил с лекциями по ОТО, вносил в нее дополнения; почему он не создал своей научной школы? Возможно, был не способен на это по характеру — он же называл себя одиночкой. Но и сама ОТО к созданию школы не располагала. А. Н. Петров: «ОТО была преждевременной теорией». Другие отрасли физики не испытывали в ней необходимости. При жизни Эйнштейна не состоялось ни одной крупной конференции, посвященной ОТО. Пайс: «Питер Бергман однажды сказал мне: „Достаточно было знать, чем занимаются шесть твоих лучших друзей, чтобы быть в курсе всего, что делается в общей теории относительности“».

Тем не менее в 1920 году физики Вальдейер-Гарц из Берлина и Орнштайн из Утрехта именно за ОТО выдвигали Эйнштейна на Нобелевскую премию; Лоренц и Камерлинг-Оннес их поддержали. Молодой Бор также предложил Эйнштейна, упомянув и теорию броуновского движения, и фотоэффект, и удельную теплоемкость, но «прежде всего, и это самое главное» — теорию относительности. Однако швед Сванте Арениус заявил, что пока ОТО не подтвердится предсказанным в ней явлением красного смещения, премию давать рано. Ее получил француз Ш. Гийом за открытие аномалий в сплавах металлов.

В Берлине правые отчаянно нападали на левых, евреев и пацифистов; студенты Берлинского университета освистали Георга Николаи, сочетавшего в себе все три указанных недостатка. 26 января Эйнштейн просил коллег подписать открытое письмо: «Мы решительно отрицаем, что Николаи сделал что-либо во вред Германии. Наоборот, его действия вызвали сочувствие к Германии. Но даже если у кого-то есть другое мнение о действиях Николаи, нельзя атаковать его явной неправдой и клеветой». Никто не вступился; даже министр просвещения, социал-демократ Хениш, не смог защитить Николаи, и тот вскоре уехал в Аргентину. Хороших людей в Германии было много, очень много, но они сидели по своим кухням и убеждали себя, что их происходящее не касается. Между тем 24 февраля 1920 года в пивной «Хофбройхаус» Гитлер огласил программу партии, теперь называвшейся «Национал-социалистической»: