Альфред Штекли - Кампанелла Страница 60

Томмазо старался всеми путями разузнавать об оставшихся на воле друзьях. Он переписывался с земляками-калабрийцами, жившими в Неаполе, а они пересылали его письма дальше — в Рим, Болонью, Венецию. Вести были очень тяжелыми. Антонио Бриччи, смельчак, который в Падуе пытался освободить Кампанеллу из тюрьмы, уже семь лет находился в изгнании. В середине 1600 года он обратился в конгрегацию Святой службы с просьбой разрешить ему вернуться на родину — ему ответили отказом. Пособник еретиков недостоин прощения!

Много было толков и о судьбе веронца Антонио, беглого монаха, доказывавшего, что Христос не искупил грехов человечества. Ему так и не удалось вырваться живым от инквизиторов. Он все это время провел в тюрьмах. Из Падуи его переправили в Венецию. Там он долгое время сидел в одной камере с Джордано Бруно. Если в деле Кампанеллы капуцин Антонио вел себя вполне порядочно, то в процессе Ноланца он сыграл самую низкую роль. Все старания инквизиторов подтвердить показаниями свидетелей обвинения, выдвинутые против Бруно доносчиком, не имели успеха. Ряд лиц, жителей Венеции, допрошенных перед трибуналом, не подтвердили сообщений доноса. Тогда венецианская инквизиция не погнушалась прибегнуть к подлому приему — она стала среди заключенных, находившихся в одной камере с Бруно, выискивать людей, которые в надежде на снисхождение согласились бы заявить, что Ноланец и в тюрьме продолжает проповедовать ересь. Такие люди нашлись, и наиболее гнусным из них оказался Антонио. Он подписал документы, которые должны были изобличить Джордано как страшнейшего еретика. Но предательство не спасло Антонио. Инквизиторы его обманули. Вопреки обещаниям его увезли в Рим и там сожгли на Кампо ди Фиоре. Это произошло в сентябре 1599 года, за пять месяцев до казни Бруно.

Дианора торопила переписчика, которому было поручено снять копию с трактата «Испанская монархия». Однако только в последние дни мая она смогла обрадовать Кампанеллу известием, что работа, наконец, завершена. Теперь надо было через надежных людей переправить рукопись в Калабрию. Когда из Стило придет ответ, что рукопись получена, Пьетро Престера передаст в трибунал «Защиты» Кампанеллы, где доказывается, что заговор не был направлен против испанского господства, а наоборот, его руководители видели в наихристианнейшей Испанской монархии государство, долженствующее распространить свою власть на весь мир. Неопровержимым тому доказательством служил трактат Кампанеллы, написанный в период подготовки заговора. Именно в момент, когда трибунал будет заниматься рассмотрением «Защит» Кампанеллы, в Стило «среди его пожиток» будет найдена рукопись трактата, датированная декабрем 1598 года. Ее тут же перешлют в Неаполь. Кто тогда сможет утверждать, что, проповедуя великие перемены, Кампанелла был враждебно настроен по отношению к испанцам!

Дни были наполнены тревожным ожиданием. Много времени и сил ушло на написание «Испанской монархии». Теперь все зависело от того, смогут ли друзья-калабрийцы хорошо выполнить порученное им дело.

Скоро Пьетро подаст в трибунал «Защиты» Кампанеллы, в Стило найдут «Испанскую монархию», и судьи, мечтавшие побыстрей закончить процесс, окажутся перед новым препятствием, которое не так-то легко будет преодолеть! Ждать ответа из Калабрии на самом деле оставалось недолго, когда в начале июня Дианора принесла страшную весть. Конгрегация Святой службы, идя навстречу настоятельным требованиям епископа Казерты, разрешила подвергнуть Кампанеллу жесточайшей сорокачасовой пытке! «Велья»! Для этого уже специально доставили в Кастель Нуово из Викарии все необходимые орудия.

Смятение охватило друзей Кампанеллы. Что делать? Инквизиторы, несомненно, приложат все усилия, чтобы заставить Кампанеллу признаться в симуляции. Это была единственная возможность закончить процесс. Они будут пытать его с крайней жестокостью. Даже если он и останется в живых, то пройдут долгие месяцы, пока он снова сможет двигаться. Значит, все, что было достигнуто с таким трудом: и тщательно продуманные планы, и успехи в подготовке побега — идет насмарку! И именно теперь, когда со дня на день должен прийти из Калабрии ответ, который направит весь процесс по новому руслу.

Оставалось последнее средство: немедленно представить в трибунал написанные Кампанеллой «Защиты» и «Статьи о пророчествах». Пока судьи будут изучать их сложную аргументацию, в Неаполь спешным порядком будет привезен из Стило трактат «Испанская монархия».

3 июня Пьетро Престера передал через надзирателя письмо епископу Казерты. К письму были приложены «Защиты» Кампанеллы и «Статьи о пророчествах». Пьетро строил из себя простачка и уверял епископа, что только накануне вечером нашел их среди бумаг, оставшихся после Пиццони. На следующий день Дионисий Понцио, со своей стороны, направил судьям письмо больного Петроло, который обещал сделать новые важные разоблачения и требовал, чтобы его немедленно допросили. Но было уже поздно.

Члены трибунала, рассмотрев представленные документы, увидели в них теперь только очередную уловку Кампанеллы. Конечно, документы эти были очень важны, но сейчас дело шло не о политических симпатиях или антипатиях Кампанеллы, а о его симуляции безумия. Бесполезно возвращаться к вопросу о его виновности, пока не доказано, что он намеренно притворяется сумасшедшим.

Вице-король велел собрать письменные заключения врачей-экспертов о безумии Кампанеллы. Но судьи с этим не спешили. Сорокачасовой пытке они верили куда больше, чем любым экспертам.

Кампанелла проснулся рано. Утро было спокойным и солнечным. Как хорошо гулять в это время где-нибудь в лесу или сидеть у реки! Ему недолго пришлось любоваться безоблачной голубизной неба. Надзиратель, гремя замками, отпер камеру. Обычно так рано на допросы не вызывали. Да и по лицу Мартинеса не трудно было заметить, что готовилось нечто исключительное.

Томмазо привели в застенок. Ставни на окнах были полуоткрыты, и даже здесь было видно, что на улице стояло солнечное утро. Посреди помещения возвышался острый деревянный кол, над ним висел блок и множество веревок. «Велья»!

Несмотря на ранний час, трибунал был в полном составе. На этот раз нунций не прислал своего заместителя, а присутствовал собственной персоной. Мартинесу велели удалиться.

Допрос, как всегда, начался с присяги. Но сколько Кампанелле ни объясняли, что от него хотят, он все время непонимающе мотал головой. Присяги он так и не принес. Его принялись увещевать, чтобы он оставил свои выходки и прекратил симуляцию. В противном случае ему будет очень плохо!

Но все увещевания были напрасны. Кампанелла делал вид, что не может взять в толк обращенных к нему речей и бормотал о каких-то десяти белых лошадях. Он не слышал вопросов и отвечал невпопад. Нунций скоро нашел, что пора кончать бесполезную формальность и уговаривать злостного симулянта. Он приказал приступить к пытке. Когда служители схватили Кампанеллу, чтобы раздеть, он стал отчаянно вырываться и орал на всю камеру: