Земля обетованная - Барак Обама Страница 61

Неясно, что стоит за решением Малики настаивать на ускоренном графике вывода войск США. Простой национализм? Проиранские симпатии? Стремление укрепить свою власть? Но с точки зрения политических дебатов в США позиция Малики имела большие последствия. Одно дело, когда Белый дом или Джон Маккейн отвергли мои призывы к составлению графика вывода войск как слабые и безответственные, как вариант "вырезать и бежать". Совсем другое — отвергнуть ту же идею, исходящую от новоизбранного лидера Ирака.

Конечно, в то время Малики все еще не имел реальной власти в своей стране. Это делал командующий коалиционными силами в Ираке генерал Дэвид Петреус, и именно мой разговор с ним предвосхитил некоторые из центральных внешнеполитических дебатов, которые я буду вести на протяжении большей части своего президентства.

Подтянутый и стройный, с докторской степенью по международным отношениям и экономике из Принстона и упорядоченным, аналитическим умом, Петреус считался мозгом нашей улучшенной позиции в Ираке и человеком, которому Белый дом по существу передал свою стратегию. Мы вместе вылетели на вертолете из багдадского аэропорта в сильно укрепленную Зеленую зону, разговаривали всю дорогу, и хотя суть нашего разговора не попала ни в какие публикации в прессе, для моей предвыборной команды это было в порядке вещей. Их волновали фотографии, на которых я сидел рядом с четырехзвездным генералом на борту вертолета Black Hawk, в гарнитуре и очках-авиаторах. Очевидно, это было молодым, энергичным контрастом к неудачному изображению моего республиканского оппонента, которое появилось в тот же день: Маккейн едет в гольф-каре с бывшим президентом Джорджем Бушем-старшим, и эти двое напоминают пару потных дедушек, направляющихся на пикник в загородный клуб.

Тем временем, сидя вместе в его просторном кабинете в штаб-квартире коалиции, мы с Петреусом обсуждали все — от необходимости увеличения числа специалистов по арабскому языку в армии до жизненно важной роли проектов развития в делегитимизации ополченцев и террористических организаций и укреплении нового правительства. Я считал, что Буш заслуживает похвалы за то, что выбрал именно этого генерала, чтобы исправить тонущий корабль. Если бы у нас было неограниченное время и ресурсы — если бы долгосрочные интересы национальной безопасности Америки абсолютно зависели от создания в Ираке функционирующего и демократического государства, союзного Соединенным Штатам, — тогда подход Петреуса имел бы не меньше шансов на достижение цели.

Но у нас не было неограниченного времени или ресурсов. Вот в чем заключался спор о выводе войск. Сколько мы должны были продолжать давать, и когда этого будет достаточно? Насколько я понимал, мы приближались к этой черте; нашей национальной безопасности требовался стабильный Ирак, но не витрина для американского государственного строительства. С другой стороны, Петреус считал, что без более продолжительных американских инвестиций все достигнутые нами успехи легко свести на нет.

Я спросил, сколько времени должно пройти, чтобы они почувствовали себя постоянными. Два года? Пять? Десять?

Он не мог сказать. Но объявление фиксированного графика вывода войск, по его мнению, только даст врагу возможность выждать нас.

Но разве это не всегда так?

Он уступил.

А как насчет опросов, показывающих, что подавляющее большинство иракцев, как шиитов, так и суннитов, устали от оккупации и хотят, чтобы мы ушли скорее, чем позже?

Это проблема, с которой нам придется справляться, сказал он.

Разговор был сердечным, и я не мог винить Петреуса за желание завершить миссию. Если бы я был на вашем месте, сказал я ему, я бы хотел того же. Но работа президента требует взгляда на более широкую картину, сказал я, так же как и ему самому приходилось учитывать компромиссы и ограничения, которых не было у офицеров под его командованием. Как нация, как мы должны взвесить дополнительные два или три года в Ираке стоимостью почти 10 миллиардов долларов в месяц против необходимости уничтожения Усамы бин Ладена и основных операций Аль-Каиды в северо-западном Пакистане? Или против школ и дорог, не построенных дома? Или ослабление готовности в случае возникновения нового кризиса? Или человеческие жертвы, которые несут наши войска и их семьи?

Генерал Петреус вежливо кивнул и сказал, что с нетерпением ждет встречи со мной после выборов. Когда наша делегация уезжала в тот день, я сомневался, что убедил его в мудрости своей позиции больше, чем он убедил меня.

Готов ли я был стать мировым лидером? Обладаю ли я дипломатическими навыками, знаниями и выносливостью, авторитетом, чтобы командовать? Вся поездка была призвана ответить на эти вопросы, это было тщательно продуманное прослушивание на международной арене. Были двусторонние встречи с королем Абдаллой в Иордании, Гордоном Брауном в Англии, Николя Саркози во Франции. Я встретился с Ангелой Меркель в Германии, где я также выступил перед двухсоттысячной аудиторией, собравшейся перед исторической колонной Победы в Берлине, заявив, что так же, как предыдущее поколение разрушило стену, которая когда-то разделяла Европу, теперь наша задача — разрушить другие, менее заметные стены: между богатыми и бедными, между расами и племенами, между коренными жителями и иммигрантами, между христианами, мусульманами и евреями. В течение нескольких марафонских дней в Израиле и на Западном берегу реки Иордан я встречался отдельно с премьер-министром Израиля Эхудом Ольмертом и президентом Палестины Махмудом Аббасом и сделал все возможное, чтобы понять не только логику, но и эмоции, стоящие за древним и, казалось бы, неразрешимым конфликтом. В городе Сдерот я слушал, как родители описывали ужас от ракетных снарядов, выпущенных из близлежащей Газы и упавших всего в нескольких метрах от спален их детей. В Рамалле я слышал, как палестинцы рассказывали о ежедневных унижениях, которым они подвергаются на израильских контрольно-пропускных пунктах.

По словам Гиббса, американская пресса решила, что я блестяще прошел тест на "президентский вид". Но для меня эта поездка вышла за рамки простого оптического эффекта. Даже больше, чем дома, я почувствовал безмерность задач, которые ожидали меня в случае победы, изящество, которое мне потребуется для выполнения работы.

Эти мысли пришли мне в голову утром 24 июля, когда я прибыл к Западной стене в Иерусалиме, построенной две тысячи лет назад для защиты священной Храмовой горы и рассматриваемой как ворота к божеству и место, где Бог принимает молитвы всех, кто посещает ее. На протяжении веков паломники со всего мира имели обычай записывать свои молитвы на