Иосиф Пилюшин - У стен Ленинграда Страница 63

- Кури, хороший табак. Ух, какой забористый!

Зина нетерпеливо расспрашивала о Володе.

Вечером я вместе с Найденовым вышел в траншею.

Нужно было подстеречь немца, носившего ужин кому-то из своих офицеров в крайний блиндаж у разрушенного кирпичного дома на окраине города Пушкина.

Июньский день угасал... Наступала тишина. Багровые сумерки разливались все шире. Глядя с Пулковских высот на Ленинград, мы увидели нечто необыкновенное: город то погружался в пучину тумана со всеми куполами и трубами, то вновь всплывал на поверхность и, как огромный корабль, куда-то плыл...

Найденов взял меня за локоть:

- Слышишь? Где-то в этих кустарниках соловей распевает... Маленькая птаха, а выстрелов не боится. В свой родимый дом прилетела...

Соловьиная трель и в мирные дни ласкает слух, а здесь, в передовой траншее, она безжалостно пощипывала за сердце.

Фронтовая ночь с непрерывной перестрелкой и перебранкой с немцами незаметно прошла. Взошло солнце. Вдруг где-то недалеко прозвучал орудийный выстрел. Ветер подхватил пушечный гром и унес его вдаль, будто не смея нарушить начало чудесного летнего дня.

Не успели мы определить, кто стрелял, как пришел артиллерист Корчнов.

- Семен, это ты стрельнул? - спросил Найденов.

- Я, а что?

- Эх ты! Неугомонная твоя башка. Ребята только прилегли отдохнуть, а ты тут как тут со своей хлопушкой.

- Это, брат, не хлопушка, - обиделся сержант, - а что ни на есть настоящее сорокапятимиллиметровое орудие!

- Шуметь можно, а толк какой?

- Как! - вспылил артиллерист. - Да что ты понимаешь в нашем деле? Издалека не сделать того и стодвадцатимиллиметровым орудием, что я из этой малютки прямой наводкой натворю. Надо кумекать. - Корчнов схватил за руку Найденова: - Иди, идол ты этакий, покажу тебе.

Пройдя несколько траншейных поворотов, артиллерист остановился и показал рукой на глубокую воронку в бруствере немецкой траншеи, там, где у гитлеровцев была огневая точка.

- Видишь? Это я ее ночью приметил, а сегодня спозаранку в расход списал. А ты говоришь, что попусту шум подымаю, солдатам спать мешаю. Вишь какое дело получилось, одни обломки валяются, - не без гордости заявил Корчнов.

Из опыта войны я и Найденов знали, что выстрел Корчнова был для нас бесполезен. Та огневая точка противника, которая уже обнаружена, не опасна: она постоянно находится у нас на прицеле. Разрушать ее нецелесообразно, потому что враг вместо нее построит где-то новую, найти которую куда труднее, чем разрушить найденную. Но я промолчал, зная, что не всякая инициатива приносит пользу во фронтовой обстановке, но гасить ее нельзя.

- Славный выстрел, ничего не скажешь, - сквозь зубы похвалил Найденов артиллеристов. - А иной раз стреляют, стреляют - и все мимо, такое зло берет, что готов прибить такого стрелка. А этот выстрел, что называется, снайперский!

- Это верно, всяко и у нас случается, - согласился корректировщик, почесывая затылок.

Через наши головы одна за другой просвистели вражеские мины.

- Злится, думают нащупать нашу пушку, да где там, она у нас в надежном местечке укрыта.

Для осторожности мы зашли в пулеметный дот.

- Сеня, где это ты пропадал, что к нам не показывался? поинтересовался пулеметчик Максимов.

- Поцарапало малость, пару недель в госпитале провалялся.

- А где это тебя угораздило?

- Да на обороне первого батальона. Я с ребятами один дотик немцев обрабатывал, заметили, черти, обстреляли, ногу поцарапало.

- А я думал, что ты на другой "курорт" махнул, - осторожно вмешался в разговор Найденов.

- Будет тебе, Сережа, "курортом" попрекать. Сказал в шутку, а ты глаза колешь. Скажи лучше, как вы отличаете друг от друга немцев, когда говорите: убил наблюдателя, связного или офицера.

- Офицера, - ответил Сергей, - по физиономии сразу отличишь от солдата: морда холеная, а глаза злые; в траншее появится - часовые крик поднимают, ну, тут только гляди, где каска высунется. А наблюдателя ищи где-нибудь у мотка проволочного заграждения или среди ржавых банок на бруствере. Найти его очень трудно. А связной - это ходячая фигура, его подкараулить легко.

- А кто это у нас одноглазый снайпер, ты знаешь? Говорят, он солдат обучает, хотелось бы и мне поучиться у него.

Найденов украдкой от меня крестом положил на губы палец, а глазами показал в мою сторону. Я сделал вид, что ничего не заметил.

- Как только начнутся занятия на курсах, - сказал Сергей, - я тебе скажу.

Найденов и Корчнов ушли в траншею, а я остался в доте наблюдать за обороной немцев.

Соревнования

Несколько дней мы наблюдали в траншее противника необычное движение и шум. Вечерами немцы громко свистели, кричали, пели под аккомпанемент губных гармошек. Я не знал, чем была вызвана такая радость у солдат врага. Знал лишь одно: ничто в жизни фронта не в силах привести в такую ярость человека, как веселье во вражеском стане. Самые уравновешенные бойцы и те хмурились, покусывая губы, и сыпали по адресу гитлеровцев самую отборную брань. Теперь с той стороны кричали:

- Эй! Иван! Скоро ваш Москау будет немец!

Ночью я встретил в траншее Петра Романова. Он шел медленно, внимательно прислушиваясь к выкрикам немцев.

- Петя, ты не знаешь, отчего это они так захорохорились?

- Получено сообщение, что пятого июля немецкие войска начали наступление на орловско-курском направлении с целью обойти Москву с тыла и овладеть ею. Вот гитлеровцы и зашевелились: мол, возьмут советскую столицу и войне конец. Дополнительно к этому есть и другие сведения: немцы накапливают силы на мгинском и синявинском участках фронта, чтобы вновь замкнуть кольцо окружения. Вот они и веселятся, все еще верят в своего фюрера, болваны...

- Петя, а как бы нам испортить им настроение, а?

- Если им набьют морду на Орловско-Курской дуге, они сами притихнут, а вообще стукнуть их разок-другой не мешало бы.

Шли дни... Нервное напряжение фронтовиков все нарастало. Нередко вспыхивали горячие споры, все по одному и тому же вопросу: когда заткнем глотку немцам? Настроение бойцов передовой линии фронта в эти дни напоминало подземный вулкан, который ищет выхода на поверхность земли. Сдержать боевой порыв солдата могла лишь высокая воинская дисциплина. Мы с нетерпением ждали команды для атаки.

Конечно, в это время обстановка под Ленинградом не позволяла еще провести широкие наступательные действия против немцев. Но командование, учитывая наступательный порыв бойцов, наносило чувствительные удары врагу. Так было и сейчас.

Двенадцатого июля подразделения нашего участка обороны внезапно атаковали немцев. В едином порыве бросились мы на вражеский рубеж. Все мы были готовы умереть, но сокрушить врага. Кто бежал слева от меня, кто справа, кто впереди - не помню. Но этот момент атаки, когда каждого как бы охватывает вдохновение, остался в памяти на всю жизнь.