Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме. Страница 64

На середине патруля Джилберт передал мне пулемёт, чтобы я его нёс. Он выглядел уставшим больше обычного и хотел некоторое время идти с моей лёгкой М-16, так что мы поменялись оружием. Он не очень часто меня об этом просил. При весе пулемёта в двадцать три фунта[183] нетрудно понять, как он может со временем вас измотать. К счастью для Джилберта, он был крупнее и мускулистее меня.

Мы простояли пару минут, никуда не двигаясь, ожидая, пока радиопереговоры не прояснят наши дальнейшие действия. Всё это время пулемёт лежал у меня на плечах, чтобы избавить руки от работы по его удержанию. Прямо передо мной молочно-белая бабочка всё кружила и кружила вокруг длинной тарзанской лианы, свисающей с высокого дерева. Бабочка была несколько крупнее средней калифорнийской бабочки-монарха, и имела по одной алой полоске на каждом крылышке.

Когда бабочка порхала и кружила всего в нескольких дюймах[184] от моего лица, равнодушная к моему присутствию, прятавшееся в джунглях прямо перед нами отделение вьетконговцев, вооружённых М-1, М-14 и автоматическими винтовками Браунинга, открыло огонь. Все виды оружия начали стрелять одновременно, создавая оглушительный грохот. Громкость была ошеломляюшей, сразу на максимальном уровне. Не было никакого нарастания. Нас ударила стена шума, достаточно плотная, чтобы к ней можно было прислониться.

Две пули попали Лаву в голень и почти оторвали ему ногу. Ещё одна задела голову, наполовину оторвав ему правое ухо и почти лишив его сознания. Альварес получил два попадания в область таза, и корчился на земле. Уэбб, следующий в строю, выскочил вперед и начал отстреливаться, то же самое сделала и остальная часть отделения. Затем винтовку Уэбба заклинило, и Альварес бросил ему свою.

Впереди кто-то кричал: «Медик, медик!» Это был тошнотворный звук, словно стук головы об бетон, когда кто-то упал на ваших глазах. Меня стало как будто немного укачивать. Неуловимые оттенки в голосе кричавшего дали понять всем, кто слышал, что кто-то очень сильно пострадал. Джилберт попросил вернуть ему пулемёт, и мы опять поменялись оружием.

Фэйрмен был уже впереди между отделением Альвареса и нами. Почти сразу же он наткнулся на двух парней, которые двигались назад, подальше от раненых и стрельбы. Держа свою винтовку горизонтально, он врезался в них обоих, одновременно, намереваясь либо повернуть их обратно, либо перерубить пополам. Он громко обругал их, приказывая вернуться и вести огонь, что они исполнили.

Затем Фэйрмен оставил своего радиста и принялся бешено кричать и жестикулировать, приказывая нам и другому отделению двигаться влево. Он кричал изо всех сил, указывая направление, куда нам идти. В нашем взводе по-прежнему не было лейтенанта, так что Фэйрмен был нашим командиром. Док Болдуин бегом промчался в сторону стрельбы. Я кричал, чтобы ему освободили дорогу. Мы, примерно двадцать человек, одновременно начали двигаться наискось влево, примерно на тридцать метров, туда, куда нам указывал Фэйрмен. Он сам двигался с нами. Отделение Альвареса и ещё одно из наших четырёх отделений, оставались там, где стояли, когда началась перестрелка, и вели огонь по ВК. Наше перемещение было хаотичным манёвром. Мы лезли по кустам и на ходу натыкались друг на друга, не понимая толком, что мы делаем.

Мы все превратились в беспорядочную кучу к тому времени, как добрались туда, где Фэйрмен приказал нам остановиться и открыть огонь по траншее, которая накрыла Альвареса. Смиттерс оказался самым крайним слева. Джилберт и я стояли следующими за ним, что было полной хернёй, потому что пулемёт всегда должен быть в центре отделения, и никогда не оказываться изолированным на краю. Первым справа от нас стоял сержант Кондор. Ему полагалось командовать своим отделением и не смешиваться с остальными. Это был лучший увиденный мной пример того, что называют «туманом войны». В частности, это выражение отражает факт, что настоящие битвы зачастую проходят хаотично и планы порой полностью рушатся. Иногда отделения и взводы, или даже целые дивизии, приходят в беспорядок, смешиваются, ходят кругами и теряют свои позиции. Зачастую даже участники событий не понимают, что творится вокруг и как так получилось.

Мы открыли огонь по врагу, хотя не видели его. Мы стреляли по участку чрезвычайно плотных джунглей, мы слышали звуки стрельбы и периодически замечали вспышки выстрелов и случайные трассеры. Они были там. Джилберт управлялся с пулемётом, тогда как я соединял для него пулемётные ленты и стрелял из своей винтовки. Как только я замечал трассер, я тут же выпускал с полдюжины пуль прямо по нему. Рядом со мной Смиттерс стрелял, пока его винтовку не заклинило, и затем вытащил гранату. Я реально обеспокоился, потому что он был новичком и провёл во Вьетнаме всего несколько недель. Я сказал Смиттерсу убрать гранату, и мы поменялись оружием, так что я смог попробовать себя в искусстве оружейника на его винтовке. Ничего не получилось, так что я потребовал свою винтовку назад, заняло место на конце линии, а Смиттерс переместился, чтобы помогать Джилберту с пулемётом.

Легко было растеряться из-за ограниченной видимости из положения лёжа. Мы особо ничего не видели из растущих перед нами растений, которые были всего в полтора фута[185] высотой. Если встать в полный рост, то становилось немного лучше. Я мог видеть, где находится их лагерь и мои трассеры, уносящиеся к нему, но не мог различить отдельных ВК. Джунгли для этого были слишком густыми. Я дважды поднимался для стрельбы и выпускал по полному магазину. Очень захватывающе было вскакивать, стрелять и тут же бросаться на землю, прежде чем они отстрелили мне задницу. Я был очень доволен собой, видя, как ловко я управляюсь. Оба раза, когда я вскакивал, более опытные парни, Кордова и Тайнс принимались орать мне, чтобы я лёг, что я ёбаный идиот, что меня сейчас подстрелят и всё такое, так что я перестал вставать.

Хоть мы все и перемешались, наша позиция оказалось удачной. Вначале мы находились на шесть часов, ВК на двенадцать часов, а Альварес посередине. Теперь мы переместились на десять часов. Мы обошли противника и теперь громили его сбоку. Что ещё более важно, наш огонь мог быть сколь угодно буйным и безжалостным, потому что наши раненые уже не оказывались между нами и ВК.

Позади нас снова появился Фэйрмен. Мы все взвыли, что он объявился именно сейчас, когда мы, лёжа и стреляя, едва перевели дыхание. Фэйрмен стоял в полный рост, носился туда-сюда, размахивал руками, как сумасшедший и указывал в стороны вражеских позиций. Он хотел, чтобы мы все прямо сейчас встали и пошли вперед, стреляя и перезаряжаясь так быстро, как мы сможем. «Просто продолжать движение», — кричал он нам, — «И не останавливаться!» Это было страшно. Мы должны были изобразить атаку Пикетта [186]под Геттисбергом с боевыми патронами.