Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии - Руслан Григорьевич Скрынников Страница 65

Поручик боялся скомпрометировать Пушкину. «Во имя Господа, – писал он отцу, – никому ни слова, никаких расспросов, за кем я ухаживаю. Ты погубил бы её… я осмотрителен и до сих пор был настолько благоразумен, что тайна эта принадлежит лишь нам с нею…»808

Осенью 1835 г. А.С. Пушкин надолго уехал в Михайловское. В последних числах сентября Натали переслала мужу записку Анны Керн и тут же обрушилась на него с ревнивыми упрёками. Александр Сергеевич, поражённый её вспышкой, отвечал: «Получил я, ангел кротости и красоты! письмо твоё, где изволишь ты, закусив поводья, лягаться милыми и стройными копытцами… Жду от тебя писем порядочных… а не брань, мною вовсе не заслуженную, ибо я веду себя как красная девица»809. Ревнивые укоры Натали, весь эмоциональный всплеск, вероятно, был связан с началом романа с Дантесом.

С момента приезда в Михайловское заботы о семье ни на минуту не покидали поэта. «…Беспрестанно думаю о тебе, – писал он жене, – и ничего путного не надумаю. Жаль мне, что я тебя с собою не взял… Сегодня видел месяц с левой стороны, и очень о тебе стал беспокоиться… Пиши всё, что ты делаешь, чтобы я знал, с кем ты кокетничаешь»810. В письмах поэта нет и тени ревности. Он привык к тому, что Натали проводит время в вихре светских удовольствий, и вовсе не думал упрекать её за это. В его словах звучали грусть и умиротворение: «В Михайловском нашёл я всё по-старому, кроме того, что нет уж в нём няни моей и что около знакомых старых сосен поднялась во время моего отсутствия молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых я уже не пляшу. Но делать нечего; все кругом меня говорит, что я старею. […] Всё это не беда; одна беда: не замечай ты, мой друг, того, что я слишком замечаю»811. Эти строки были написаны в те самые дни, когда Наталья до упаду танцевала с молодыми кавалергардами.

Жорж водил дружбу с Александром Карамзиным. Чета Пушкиных часто посещала салон Карамзиных. Познакомившись с Дантесом у Карамзиных, поэт ввёл его в свой дом. 2 февраля 1836 г. Жорж сообщил приёмному отцу: «…я люблю её ещё больше, чем две недели назад… У меня более, чем когда-либо, причин для радости, ибо я достиг того, что могу бывать в её доме»812.

По замечанию Соболевского, «Пушкину чрезвычайно нравился Дантес за его детские шалости»813. Приятель Пушкина Н.М. Смирнов также отметил, что Дантес – «ловкий, весёлый и забавный, болтливый как все французы», – при знакомстве понравился поэту814. Сам Пушкин в письме к отцу характеризовал Дантеса так: «Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде, богатый»815.

Решающее объяснение между кавалергардом и Натали произошло на карнавале в феврале 1836 г. Молодой человек обратился к даме сердца с мольбой «пренебречь ради него своим долгом». Красавица не отвергла его вовсе, но проявила удивительную деликатность: «Невозможно вести себя с большим тактом, изяществом и умом, чем она при этом разговоре». При виде картинных страданий Жоржа (он задыхался) Пушкина утешала его словами, которые, с точки зрения француза, давали ему твёрдую надежду на победу. Пушкина, писал Жорж, «описала мне своё положение с таким самопожертвованием, просила пощадить её с такою наивностью… Наконец промолвила: „Я люблю вас, как никогда не любила, но не просите большего… Пощадите же меня и любите всегда так, как теперь“»816.

Будучи женихом, Пушкин видел много доказательств спокойного безразличия сердца Натальи и считал, что может снискать её расположение и привязанность, но не может понравиться ей. Выйдя замуж за поэта, Натали увлеклась императором, а затем Дантесом. Насколько серьёзным было её увлечение Николаем I и насколько серьёзной – любовь к Дантесу, сказать невозможно.

Оценивая взаимные уверения влюблённых, надо иметь в виду приверженность людей того времени к романтическим и преувеличенным выражениям. Однако при чтении писем поручика не возникает сомнения в искренности его чувств. Трудно согласиться с мнением Ю. Лотмана о том, что Дантес ухаживал за Пушкиной, потому что был заинтересован «в скандале – речь шла не о любви, а о расчётливом ходе в низменных карьеристских поползновениях»; кавалергард затеял шумный и гласный роман с известной дамой света, чтобы рассеять порочащие слухи о его противоестественных связях с Геккерном817.

Быт и культурная атмосфера, в которой воспитывались Наталья и Дантес, были различны, так что слова о взаимной любви имели неодинаковый смысл в их устах. Пушкина слыла жестокой кокеткой, но при этом строго берегла свою репутацию и слишком дорожила доверием мужа.

В марте 1836 г. последовало новое объяснение между молодыми людьми. К этому времени кавалергард уже кое-что уяснил себе. Он писал о Натали: «Она была много сильней меня, больше 20 раз просила она пожалеть её и детей, её будущность». Мольбы должны были смягчить отказ, но француз не был обескуражен. «Желай она, чтобы от неё отказались, – писал поручик, – она повела бы себя по-иному… конечно, есть такие, у кого на устах чаще слова о добродетели и долге, но с большей добродетелью в душе – ни единой»818. Поведение Татьяны Лариной было для Пушкиной достойным образцом.

Но я другому отдана

И буду век ему верна.

5 февраля 1836 г. фрейлина Н.К. Мердер записала в дневнике, что видела счастливых госпожу Пушкину с Дантесом, и это подтвердило правильность сделанных ею ранее наблюдений – «они безумно влюблены друг в друга»819. 6 марта Дантес сообщил приёмному отцу, что наследник престола на балу во дворце «шутит со мной о ней»820.

Роман стал предметом шуток не только при дворе, но и в семье поэта. Сестра Пушкина писала о Дантесе в конце 1836 г.: «Ни для кого не была секретом его страсть к Натали. Я хорошо знала об этом, когда была в Петербурге и часто подшучивала по этому поводу»821.

Пушкин был удручён заботами. Его жена испытывала упоение от своего успеха в свете822.

Переписка с приёмным отцом преподнесла Дантесу неприятный сюрприз. Его восторженные откровения не вызвали у старого барона ничего, кроме раздражения. «Знаю, – писал сын, – эти подробности (любви к Натали. – Р.С.) тебя удручают» (2 февраля 1836 г.); «не ревнуй, мой драгоценный: ты-то останешься навсегда, что же до неё – время окажет своё действие… ничто не будет напоминать мне ту, кого я так любил. Ну а к тебе, мой драгоценный, меня привязывает