Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии - Руслан Григорьевич Скрынников Страница 66

Уговаривая Жоржа пожертвовать увлечением, Геккерн прибегнул к неожиданному аргументу. Сын воспроизвёл этот аргумент, воспроизвёл в своем письме: «ты» (отец. – Р.С.) написал, «будто до меня она хотела принести свою честь в жертву другому»824. Указание на «другого» имело в устах дипломата особый смысл, потому что «другим» был император всероссийский.

Барон Геккерн и его сын

Пушкин имел все основания саркастически отзываться об отношениях Геккерна и его «так называемого» сына. Дантесу было 22 года, послу – 41, когда «старый» Геккерн привёз юношу в Петербург. В мае 1835 г. барон начал хлопотать об усыновлении кавалергарда, что должно было положить конец неблагоприятным толкам об их нежной дружбе. Переписка Жоржа с приёмным отцом пестрит любовными объяснениями и ревнивыми упрёками самого недвусмысленного характера. «Надо бы, чтобы ты был рядом, чтобы я мог много раз поцеловать тебя и прижать к сердцу надолго и крепко»; «Как же крепко мы обнимемся!» – писал молодой человек Геккерну825. Одно из первых писем (от 11 августа 1835 г.) Жорж заканчивал словами, посвящёнными поездке барона в Италию: «…может быть, Вы поедете туда, глаза там очень большие и очень чёрные, а сердце у вас чувствительное, так что…»826 Его слова проникнуты ревностью, а также беспокойством по поводу имущественного устройства. Нидерландские законы воспрещали Геккерну отказать своё состояние усыновлённому французу, пока самому барону не исполнится 50 лет827. Ввиду этого молодой офицер опасался, что за 6 лет у приёмного отца появится другой фаворит.

Барон Луи де Геккерн (1792–1884) – голландский дипломат.

Художник Й. Крихубер, 1843 год

В России гомосексуализм считался худшим грехом. Отсюда постоянные старания Дантеса завоевать славу донжуана и сердцееда. Дуэль сына с Пушкиным грозила разрушить карьеру посла. Но изобличение в грехе могло привести к катастрофе много раньше дуэли. Уязвимость положения объясняет, почему Геккерны стремились избежать какой бы то ни было огласки и скандала, которые могли бы привлечь внимание света.

Барон не ревновал сына к Супруге, а позднее к Екатерине Гончаровой ввиду равнодушия к ним Жоржа. Увлечение же Пушкиной перевернуло сердце Дантеса, и это встревожило Геккерна.

Резко отрицательное отношение Геккерна к роману сына объяснялось не одной ревностью, но и трезвым расчётом. Дантес считался одним из самых завидных женихов. Устроив с умом его брак, посол мог получить большие выгоды. Роман сына с Пушкиной грозил расстроить планы дипломата.

Обеспокоенный гневом благодетеля, Дантес попытался успокоить его. Уже 14 февраля 1836 г. он уведомил барона, что «стал немного спокойнее» и допускал критические замечания по поводу предмета своего обожания («в этой женщине обычно находят мало ума»)828. 6 марта Жорж выразил готовность подчиниться воле отца: «Господь мне свидетель, что уже при получении твоего письма я принял решение пожертвовать этой женщиной ради тебя. Решение моё было великим… я ни мгновения не колебался» и пр.829 Своё «великое решение» поручик подтверждал ссылками на факты: «…я избегал встреч так же старательно, как прежде искал их, я говорил с нею со всем безразличием… но думаю, что не выучи я твоего письма, мне недостало бы духу»830. По всей видимости, письмо Геккерна содержало подробную инструкцию сыну, как следует вести себя с красавицей. В новом письме от 28 марта Жорж подтверждал: «…как и обещал, я держался твёрдо, я отказался от свиданий и от встреч с нею: за три недели я говорил с нею 4 раза»831.

В письме от 6 марта Дантес уверял благодетеля, что победил в себе безудержную страсть, от которой «осталось лишь преклонение да спокойное восхищение созданьем, заставившим моё сердце биться так сильно»832. Однако уже 28 марта он сознаётся: «…не могу скрыть от тебя, что всё ещё безумен»833.

Хлопоты об усыновлении Жоржа продолжались год. В мае 1836 г. Геккерн вернулся в Россию и сделал официальное заявление властям о том, что «по велению» короля Голландии Дантесу разрешено носить имя и титул барона Геккерна834. Посол допустил неточность. Необходимое разрешение было дано королём только в 1838 г.835 Летом Дантес вместе со своим полком должен был покинуть Петербург на несколько месяцев. Он вновь осыпал Геккерна миллионом благодарностей и обещаний: «…надеюсь, что деревня исцелит меня окончательно – я несколько месяцев не увижу её»836.

С наступлением весны молодой кавалергард стал реже встречаться с Натальей. Но причиной тому были не столько его «великое решение», сколько внешние обстоятельства, вовсе не зависевшие от него. В конце марта Натали была на седьмом месяце беременности, из-за чего она не могла более танцевать в свете. С марта 1836 г. поручик зачастил в дом Барятинских. Восемнадцатилетняя княжна Мария Барятинская была едва ли не самой завидной невестой столицы. Её семья располагала большими земельными богатствами и пользовалась дружбой императорской четы. В последнюю неделю марта Жорж четыре раза являлся к Барятинским с вечерним визитом. В июне – июле в дневнике княжны Марии появляются записи о том, что Дантес пригласил её сначала на вальс, а затем и на мазурку.

Геккерн остался доволен сыном. Его планы сосватать Жоржу богатую и знатную невесту, казалось, были близки к осуществлению. Барятинская 3 августа записала в своём дневнике: «…за обедом я всё время очень краснела, и Дантес с Геккерном меня очень смешили. После обеда… Дантес поехал верхом, а мы в коляске… Вечером я танцевала первую кадриль с наследником… попурри с Дантесом… [Дантес] немного за мной ухаживал и сказал мне, что я была очень мила»837. Накануне Дантес был украшением бала в имении Барятинских. Мария отметила: «Я веселилась…», после ужина «стало ещё веселее»838. Однако со второй половины августа тон записей княжны резко изменился. 17 августа она писала: «На мне белое платье, отделанное бархатом. Меня нашли очень красивой. Вначале я веселилась. (13 строк зачёркнуто) …Раухи пригласили Александра Трубецкого и Геккерна (Дантеса. – Р.С.) сесть за наш стол. Я почти словом с ними не обмолвилась… (зачёркнуто 34 строки)»839.

Жорж имел возможность видеть Натали в гостиной у Карамзиных. С мая 1836 г. Софи Карамзина отметила, что Дантес «не появляется больше». Причина была та, что Натали ждала ребёнка, а затем у неё были трудные роды и она целый месяц не выходила из комнаты. 26 июня 1836 г. Пушкина впервые выехала на прогулку в карете.

С июня кавалергард возобновил посещение дома Карамзиных, рассчитывая встретить даму сердца. В июне Софи писала: «…по вечерам у нас бывают гости, Дантес – почти ежедневно». 1 июля Кавалергардский полк был переведён в Красное село.