Иван Киреевский - Том 3. Письма и дневники Страница 65

Но, дописывая сгоряча четвертый лист моего письма к вам, я не знаю, посылать ли его, зная, что все сказанное мною, может быть, длинная чепуха, доказывающая только мое незнание предмета, о котором пишу. Впрочем, если и так, то вы увидите в этой чепухе еще доказательство того, какое сильное действие произвело на меня чтение вашей статьи. Между тем прошу вас все сказанное мною принять не как мое мнение, но как вопросы о том, что мне в вашей статье показалось неясным для моего неразвитого понятия.

Прошу вас передать мое искреннее почтение вашему много и глубоко уважаемому батюшке[210] и всему вашему почтенному семейству.

Преданный вам Иван Киреевский.

17 июня 1855 года

Я получил письмо твое, любезный друг, из которого вижу, что ты проводишь время свое довольно неприятно по причине худого урожая, который грозит оставить людей без хлеба на будущий год, и тяжелого их положения в нынешнем году, по которому они уже и теперь без хлеба. Явно, что не случайности, не человеческие неразумия, а Сам Господь наказывает нас за наши грехи и наказанием хочет пробудить в нас заснувшие нравственные силы. Если так, то велика его милость к нам. Только бы мы захотели и сумели вразумиться. К нам из Тамбовской деревни пишут тоже, что почти все пропало, земля раскалилась от жаров, и дождей не было до 13-го июня, когда писано последнее письмо. Между тем по делу нашему наши антагонисты уже подали в Шацке прошение об апелляции 1-го июня, и, вероятно, теперь в Тамбове уже дело в ходу. Не можешь ли ты узнать о его положении и через твоих знакомых поговорить с его секретарем? В Долбине у нас урожай хотя плох, но не совсем ничтожен. Дожди кой-когда были, но жатва также должна начаться около Петрова дня. Небывалое обстоятельство. Мы еще не уехали, однако же на пункте отъезда. Были у Троицы со всей семьей, и, возвратившись оттуда, Наталья Петровна сделалась больна. Теперь ей лучше, и мы надеемся скоро выехать. По причине этой поездки к Троице и болезни жены мы до сих пор не отвечали на милое письмо Ольги Федоровны. Передай ей наш дружеский поклон и скажи, что на днях будем писать к ней. В Москве нет никого. Матушка уехала на прошедшей неделе, Хомяков и Самарин также. Большая часть домов замазаны мелом или отдаются внаймы. По улицам редко встретится карета. Если кто остался, то живут на дачах. Я отроду не видал такой пустой Москвы. К нам приехал сын на летние ваканции, и мы везем его в деревню. Здесь и пусто, и душно, и скучно; и тоска берет, какой я давно не испытывал.

Обнимаю тебя и надеюсь писать тотчас по приезде в Долбино.

Твой Киреевский.

26 июля 1855 года

Долбино

Наконец мы приехали в Долбино, любезный друг Кошелев, и спешу известить об этом тебя, чтобы ты адресовал письма в Белев. Я не был здесь четыре года. Хозяйство нашел в довольно хорошем виде, то есть то, что обыкновенно называется хозяйством. Но крестьян нашел крайне обедневшими. Два года сряду был у них неурожай хлеба, и сверх того в одной части имения был падеж на скот, так что у них не осталось ни коровы, ни овцы. Нынешний урожай ржи, слава Богу, порядочный, но овес ниже посредственного. Цены на овес подымаются, на гречиху еще более, но на рожь слабеют. Извести, пожалуйста, как у вас, чтобы можно было несколько сообразить о продаже. Кроме того прошу тебя сказать мне, доволен ли ты вильсоновской молотилкой и что она стоит? Если ты доволен ею и стоит она не очень дорого, то прошу тебя прислать мне адрес Вильсона и рекомендательное письмо от тебя к нему, чтобы он не обманул меня. Тебя он уважает и сделает поаккуратнее, если будет знать, что ты в этом участвуешь. Прошу тебя прислать мне это на первой почте. Я приехал сюда 22-го и до сих пор еще не видел ни матушки, ни тетушки, ни газет, которых к нам что-то не высылают, книги еще не раскрывал никакой. Только смотрел хозяйство, уставал от жару и ленился. В жизни деревенской есть что-то душное и грустное, по крайней мере, для меня. Точно пробкой по стеклу водят. В Москве может быть уединение, здесь самые сухие заботы, без малейшей надежды на какой-нибудь удовлетворительный успех. Если б я имел твои убеждения о возможности и пользе скорой эмансипации, тогда бы мне было отраднее; но я, по несчастью, так ясно вижу, что от этого теперь может произойти только огромный вред, без всякой настоящей пользы, и, может быть, даже вред неисправимый, — я это вижу так ясно, что не могу обманывать себя утешительными мечтами, как бы ни было приятно им предаваться. Что твоя политическая экономия? И согласен ли ты со мной в том, что я говорю о России? Получил ли Хомяков ответ от Норова? Имеешь ли известия о нашем деле? И не думаешь ли побывать в Оптине? Там очень хорошо. Мы проезжали через него и останавливались там на два дня. Там в самом деле душа отдыхает. Обнимаю тебя и дружески кланяюсь твоей жене.

Преданный тебе И. К.

13 августа 1855 года

Долбино

Не знаю, застанет ли тебя в Москве это письмо, любезный друг Кошелев, но на всякий случай спешу сказать тебе несколько слов в ответ на твое писание, чтобы предупредить тебя, если возможно, от опрометчивого действия. Ты думаешь, как кажется из твоего письма, поддерживать «Москвитянин» или даже купить его. Но купить «Москвитянин» будет вам решительно вредно. Новый журнал, совсем новый, с новой мыслью, с новыми людьми и с ясным, чистым убеждением может быть один для вас полезен и настоящим орудием ваших намерений. «Москвитянин» же в десять лет не выпутается из своей смешанной репутации. В новом журнале каждая мысль будет самостоятельна, все недоказанное будет дополняться свежими соображениями читателей. В старом же журнале и новая мысль будет толковаться прежним духом издания. Сам Погодин, я думаю, такой сотрудник, который будет непременно парализовать вашу самобытность не только в денежном отношении, но и во многом другом. Что касается до его писем, то хотя я и передавал тебе слова его, что он отдает их в журнал, но я сделал это без примечаний потому, что полагал, ты поймешь всю несбыточность такой приманки, которою он хочет вас привлечь на свой журнал. Но ты вспомни их содержание и увидишь, что о печатании их не может быть и мысли, не только старания. Кроме же того я не знаю, чем он может быть полезен журналу. Если документами старины, то это не поддерживает журнала. Что же касается до Филиппова, то, мне кажется, ты ошибаешься, думая, что в его руках журнал будет вял и односторонен. Филиппов в вашем кругу будет проникнут вашим духом и воззрением на литературу и пр., ибо ваш дух так же верующий, как и его, но только больше развит в отношении к внешней образованности. Пишет он не только не вяло, но с замечательным талантом. А деятельность и легкость работы у него в замечательной степени. Я был свидетелем, как он одну книгу перевел всю в несколько дней, при всех других своих занятиях. Нынешний год он в Оптине говел и в эти дни, между службами, тоже списал целую греческую книжку. Для журнальной деятельности это клад. Впрочем, разумеется, надобно вам будет, если хотите получить позволение, непременно ехать в Петербург и там хлопотать и настаивать. Без того ничего не сделается. Вот мое мнение.