Андрей Ганин - Атаман А. И. Дутов Страница 66

Славно поели жирного солдатского кулеша, и, как настоящим солдатам, нам выдали по полстакана водки. Вечером, в двух вагонах, кадетскую роту передвинули к железнодорожной будке, в двух верстах от станции. Сменяем в заставе офицерскую роту. Застава в полуверсте от будки, в снеговых окопах, по обеим сторонам железнодорожного полотна. Там, на всю ночь, остается одно отделение… На дворе градусов двадцать мороза. Каково должно быть нашим в заставе… У большевиков все тихо, только где-то очень далеко слышны паровозные гудки. Должно быть, в самом Сырте – верст 10 или 12 впереди. В Поповке, что почти на фланге заставы, только лают собаки. С этой стороны позицию защищает глубокий снег.

Утро шестнадцатого января. День обещает быть таким же солнечным и морозным, как вчера… На Оренбургском фронте воюют только днем. Было часов девять утра, когда, со стороны заставы, послышалась частая ружейная стрельба и, почти сразу, разорвался первый снаряд. Вошел в дело приданный нам пулемет… бой разгорается, и мне видно с полотна, как ложатся, совсем близко от нашей будки, снаряды. Из Поповки показалась стрелковая цепь. Черные муравьи на белом фоне. Отсюда, за две версты, кажется, что они не двигаются. Их цель, по-видимому, обойти нашу позицию справа. С Каргаллы их цепь, конечно, видят, и вот красивым барашком рвется первая шрапнель нашей бронированной площадки. От меня, с высокой насыпи полотна, все видно, как на ладони… На станции добровольческие роты уже грузятся и юнкера седлают коней. Они постараются обойти красных на нашем левом фланге, но – снег их остановит… Паровоз, прицепленный сзади, толкает пять теплушек с добровольцами. Я примостился на подножке паровоза. Холодно, светло, весело и жутко. Там, в стороне Сырта, перестрелка принимает характер настоящего огневого боя. Пули уже посвистывают около будки, у которой разгружаются добровольцы. Одна из их рот разворачивается полоборотом направо против цепи, вышедшей из Поповки, и медленно начинает продвижение, утопая в глубоком снегу… «фронт» был в полуверсте, и идти на «фронт» можно было только по полотну железной дороги.

– Идите осторожно, – напутствовал меня начальник участка, – ниже полотна, если сможете.

Но ниже полотна лежал глубокий снег, с подмерзшей корочкой, дающей ему обманчиво солидный вид. Два-три раза я провалился по пояс и в конце концов взобрался на насыпь. Я как-то не сразу сообразил, что то, что свистит и мяукает в воздухе или со стеклянным звоном бьет по рельсам, – это и есть пули, которые убивают людей. Но и поняв это, я до первой крови не мог вообразить, что они могут убить или ранить… Вот, наконец, вправо от полотна, перпендикулярно к нему вырытый в снегу окоп. Красно-черные фуражки – Неплюевская рота… Над ними свистят те же пули, которые свистели только что на насыпи. Кадеты сидят, покуривая, выданную вчера махорку. Винтовки прислонены к брустверу. В амбразуре – пулемет. Мы не стреляем. Впереди, шагах в восьмистах, перед нами лежит «их» цепь. Все в черном, должно быть матросы. Это мне рассказывают, т. к. цепи почти не видно: она зарылась в снег. Когда матросы поднимаются и пытаются сделать перебежку, Хрусталев поднимает роту и дает два-три залпа. Говорят, что успех потрясающий, и цепь зарывается снова. Конечно, сильно помогает пулемет. Все же они продвинулись шагов на пятьсот, но, как объясняет Хрусталев, нужно было их подпустить поближе для большей меткости огня. Справа, из Поповки, большевицкая цепь отходит, а добровольцы приближаются к деревне. Красный бронепоезд пытается нащупать нас из своей пушки. Но им тоже нас не видно, как и мы не видим их цепи. Только головы, когда стреляем залпами. Уже за полдень. Едим мерзлый хлеб и вкусные, мясные консервы под свист пуль и, иногда близкие, разрывы снарядов.

Вот по насыпи прошла наша броневая площадка, привлекая на себя огонь красной артиллерии. Целая очередь падает совсем близко от окопа, засыпая нас снегом. К счастью, снаряды «глохнут» в снегу и не дают осколков. Бой оживляется. Все чаще и чаще поднимает Хрусталев свою роту к брустверу. За красной цепью, вне достижимости ружейного огня, останавливается эшелон. Виден, как на ладони, паровоз и красные вагоны, из которых высыпаются люди и двигаются, густыми цепями, на поддержку матросов. Матросы снова поднялись и идут перебежками. Между залпами, «беглый огонь», – командует прапорщик Хрусталев… Вот она, первая кровь… Почти сразу, после ранения Миллера, убит пулей в лоб один из офицеров-пулеметчиков. «Рота… пли. Рота… пли», – командует Хрусталев. «Веселей, ребята, веселей». Он боится, что этот первый в кадетском окопе убитый плохо подействует на его молодых солдат.

«Рота… пли. Беглый огонь». Матросы не просто останавливаются, а убегают. «Рота… пли», – винтовки накаляются. «Урра… Рота… пли»… Вот капитан, начальник боевого участка, спокойный, молодой еще офицер. «Славно, однокашники, славно… Приятно за своих». Оказывается, мы только что отбили сильную атаку. Снег нам, конечно, помог, но и без снега мы ее отбили бы… Короткий зимний день на склоне. Синие тени ложатся в окоп, и холод начинает пронизывать до костей. С той стороны красные начинают грузиться в эшелоны. «Едут спать в Сырт», – шутят знатоки «железнодорожной» войны. Мы тоже скоро на Каргаллу»610.

Той же ночью кадетов отправили в Оренбург. Похоже, это единственные белые воспоминания о боях за Оренбург в начале 1918 г.

Несмотря на весь героизм немногочисленных защитников Оренбурга, наступление Кобозева отбить не удалось и вечером станция была захвачена силами красных, 15-й и 16-й разъезды были заняты ими уже без боя. В этот же день было разослано сообщение о переносе Войскового Круга в Верхнеуральск611.

Кстати, по свидетельству П.А. Кобозева, обороняя Оренбург, белые стреляли не боевыми, а учебными снарядами, не дававшими разрывов612. Красные же использовали боевые.

17 января красные заняли 17-й разъезд. В тот же день войсковой старшина Протодьяконов и сотник Б.А. Мелянин под артиллерийским и пулеметным огнем красных взорвали железнодорожный мост через реку Каргалку у разъезда № 18613. И наконец 18 января в результате отступления белых и восстания городских рабочих, атаковавших железнодорожный вокзал, Оренбург был сдан. Потери отряда мичмана Павлова на Урале составили всего 19 человек. Вскоре погибшие были торжественно похоронены на Марсовом поле в Петрограде614.

Белые добровольческие отряды было решено распустить. Те из участников дутовской эпопеи, кто не пожелал сложить оружие, отступили по двум направлениям: на Уральск во главе с Генерального штаба генерал-майором К.М. Слесаревым (до 500 человек, включая остатки офицерских рот, кадетов старших классов Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса, юнкеров и добровольцев615) и на Верхнеуральск или временно укрылись по станицам. Судьба раненых и оставшихся в Оренбурге его защитников неизвестна, но по аналогии со схожими событиями на Юге России она должна была быть весьма печальной.