Кондратий Биркин - Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I Страница 66

Капуцины шли босые; Жуайез, в терновом венце, нес на плечах огромный крест, а следовавшие за ним два монаха подгоняли его ударами плеток /дисциплин/ по обнаженным плечам. Прибыв в Шартр, кощуны остановились под окнами дворца, распевая священные песнопения и продолжая бичевание, от которого на плечах Жуайеза оставались кровавые полосы… Генрих III был сначала тронут этим зрелищем, но потом, осыпав негодяев бранью, велел их прогнать; действительно было за что, терновый венец, надетый на Жуайезе, был пришит к парику; крест был сделан из картонной бумаги, а мягкие концы плетей были обмазаны краской кровавого цвета!

Наконец 2 августа герцог Гиз, вместе со своим братом, кардиналом Карлом прибыл в Шартр с предложением Генриху III своей покорности и верного союза против гугенотов. На это предложение король отвечал Гизу пожалованием ему звания генералиссимуса. Из Шартра двор переселился в Блуа, где король предполагал созвать общую думу. Нарушить мир с королем казалось Гизу бесчестно, однако же довольствоваться саном генералиссимуса вместо короны королевской было ему тоже не совсем приятно. На этот раз лигеры настаивали на том, чтобы покончить с Генрихом III одним решительным ударом… Гиз колебался.

Слухи о злоумышлениях Лиги дошли до короля. Желая явить Гизу пример чистосердечия и в то же время застраховать себя от подозрений, более или менее основательных, Генрих III, призвав его в Блуа, 4 декабря, после торжественного молебствия, заставил с клятвой на святых дарах подтвердить свою присягу на верность. Гиз повиновался — и враги разменялись клятвами, скрепив их причащением. Кощунство Жуайеза, сравнительно с этим, едва ли не было извинительно! В течение нескольких вечеров после того у короля с королевой-родительницей происходили тайные совещания, о которых доброжелатели Гиза уведомляли его безымянными письмами. Генрих III и Катерина Медичи (теперь сама стоявшая одной ногой в гробу) совещались о том, как избавиться от Генриха Гиза. Маргарита Наваррская, опасаясь за своего возлюбленного, переодевшись в мужское платье, предупреждала его: накануне своей смерти Гиз, ужиная у своей фаворитки, госпожи де Сов, нашел под салфеткой письмо, в котором его заклинали быть осторожным, так как есть умысел на его жизнь.

— Не посмеют! — сказал он, разрывая записку.

В пятницу, 23 ноября 1588 года, к Гизу явился посланный из дворца с приглашением к королю. Герцог медлил, жаловался на нездоровье и на озноб; однако отправился к Генриху III и всходил на дворцовую лестницу, беззаботно жуя конфеты. В приемной и ближайших к королевскому кабинету покоях, в числе 45 человек, стояли вооруженные телохранители. Начальник их Монсери /Montsery/ или, по другим сказаниям, Сен-Малин /s-t Malines/ подошел к Гизу и, схватив его за эфес шпаги, вонзил ему в горло кинжал… Падая, обливаясь кровью, Гиз прохрипел только:

— Господи, отпусти мои прегрешения… Прости меня, Господи!..

Многочисленные удары, посыпавшиеся после того на несчастного, поражали уже бездушный труп. Кардинал, сопровождавший брата и бывший в соседнем покое, бросился было на помощь, но был уведен под стражей. Генрих III, выбежавший из кабинета, чтобы собственными глазами убедиться в исполнении своего злодейского приказа, выразил свою радость тем, что подбежал к трупу будто навстречу ожидаемому другу; пинал его ногами, бил по щекам, плевал в потускневшие, страшно вытаращенные глаза покойника; потом /вероятно, чтобы окончательно уподобиться бессмысленному животному/ омочил его неблагопристойным образом.

Брат Гиза, кардинал, был на другой же день зарезан в темнице, трупы того и другого были брошены в ямы с негашеной известью. Мщение Генриха III было вполне его достойно, и едва ли иначе мог мстить сын Катерины Медичи. Весть о гибели Гизов поразила ужасом весь Париж, а с ним почти всю Францию, к общему ропоту негодования примешались проклятья Генриху Валуа и вопли об отмщении… Главой лигеры провозгласили брата убиенных, Карла Лотарингского, герцога Майенского. Генрих III, отважный для предательского убийства, но трусливый и нерешительный во всех тех случаях, где следовало действовать смело и открыто, растерялся окончательно. Его руководительница на пути злодейств, Катерина Медичи оказала ему последнюю услугу, дав совет войти в союз против Лиги с Генрихом, королем Наваррским; говорим, последнюю услугу, потому что Катерина Медичи вскоре умерла, 5 января 1589 года. Недавний глава лигеров не задумался заискивать расположения врага, а последний, в свою очередь, рассудил за благо составить против них коалицию с державным своим шурином. 30 апреля в Плесси-Ле-Туре произошло свидание недавних врагов и их примирение. Генрих Наваррский предложил королю французскому идти с войсками на мятежный Париж и привести его к повиновению.

В июне союзные армии двух Генрихов приблизились к столице и расположились лагерем в Сен-Клу; готовились новые усобицы, ужаснее прежних. В Париже царствовало совершенное безначалие; проповедники со своих кафедр благословляли память Гизов и предавали проклятию имя их убийцы Генриха Валуа; по церквам служили обедни, с молебствиями о низведении громов небесных на голову короля, причем богомольцы зажигали свечи перед иконами, ставя их нижней частью вверх, или вместо свеч затепливая восковые куколки, изображавшие Генриха III. Королем, вместо него, был провозглашен Карл X, Бурбон, побочный брат короля Наваррского.

В это безвременье /29 июля/ к герцогу Майенскому явился приор якобитов Эдмонд Бургуан /Bourgoing/ и сообщил ему, что в числе братии есть один, некто Иаков Клеман, вызывающийся отомстить Генриху III за лишение церкви ее опоры, в лице покойного Гиза. «Этот Клеман, — говорил приор, — малый отчаянный, восторженный, даже, кажется, немножко помешанный, постоянно рассказывает братии о каких-то чудных видениях, о голосе с небес, повелевающем ему избавить родину от ее злодея…»

— Убийством? — перебил герцог Майенский. — Но подумал ли несчастный о том, что ожидает его самого?

— Венец мученический, — отвечал приор спокойно. — Я, и все якобиты, тем более одобряем намерение Клемана, что он, во всяком случае, не жилец на свете!

Де Ла Шарт и Вилльруа, бывшие при этом разговоре, усомнились в удаче намерения якобитов, так как Клеману едва ли было возможно достигнуть до короля под благовидным предлогом.

— Есть и предлог, — убедил их Бургуан. — Клеман представит Генриху Валуа бумаги с донесением о недавнем заточении в Бастилию членов парламента.

Через три дня дежурные при королевском шатре в лагере Сен-Клу доложили Генриху III, что какой-то монах якобит из Парижа настоятельно требует видеть короля по какому-то важному делу.