Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст Страница 67

Этот видный дипломат, как и Тейлор Кент, происходил из знатной семьи. Карьера его была блестящей: один из лучших студентов Гарвардского университета; честолюбивый и удачливый юрист; быстро растущий сотрудник госдепартамента; советник Рузвельта, занимавшийся разработкой «нового курса» президента.

Однако подвергшийся в 1948 году проверке один из американских коммунистов признался в том, что работал на советскую разведку и среди своих источников назвал имя Алджера Хисса.

В одно мгновение Америка превратилась в кипящий котел, началась ожесточенная схватка между демократами и консерваторами. Сам Хисс упорно отрицал предъявленное ему обвинение. Тогда обратившийся в новую веру коммунист представил документы. Правда, они были давнишние, но безупречно подлинными: семьдесят пять секретных бумаг из госдепартамента, причем три из них настолько секретные, что были исполнены от руки. И эксперты доказали, что готовил их лично Алджер Хисс.

Дипломат клялся, что он ничего об этих документах не знает. Экс-коммунист упорно уверял в обратном. Суд присяжных, однако, вынес приговор не в пользу Хисса. Он получил пять лет тюрьмы за шпионаж.

Занимался ли Хисс после 1938 года шпионской деятельностью, так и осталось нераскрытым. Он, во всяком случае, не проронил об этом ни слова, а Советы, само собой, молчали. Если великие державы начнут признаваться, что они занимаются шпионажем, это может привести к непредсказуемым последствиям. Тогда раскроется, что некоторые архиуважаемые господа стали презренными предателями или лазутчиками.

Но такая опасность вряд ли существует. Шпионские акции, которые преимущественно используются для шантажа и вымогательства, ценятся лишь до тех пор, пока они хранятся в строжайшем секрете. Ведь в этом деле существует неписаный, но строго соблюдаемый закон. По нему ни одно государство не может официально признать, что оно имеет за рубежом шпионские резидентуры. Даже когда шпионы проваливаются и сознаются в своих деяниях, пишут и публикуют воспоминания, государство, на которое они работали, старается сохранить свое лицо, не выступает с опровержением, воздерживается от каких бы то ни было комментариев — оно просто молчит.

Алджера Хисса разоблачили. А сколько таких шпионов занимают сейчас важные посты, сколько вражеских агентов находятся сейчас у рычагов власти? Повсюду буйно расцвело подозрение. И его посеяли такие шпионы, как Кент и Фукс, Хисс и Зорге.

Но главную вину несут те, кто подготовил почву для массового шпионажа. А кто взращивает ненависть в сердцах людей, в конце концов сам становится жертвой этой ненависти.

ОДЗАКИ КРИТИКУЕТ ШЕФА

Рихард Зорге вошел в ресторан «Райнгольд» и направился прямо в отдельные номера, находившиеся за общим залом. Посетители заведения чувствовали себя в нем совершенно свободно и очень ценили раскованную атмосферу. Тем, кто занимая отдельные кабинеты, никто не мешая. А хозяин и персонал строго оберегали покой гостей. Зорге был здесь в большом почете. Сам хозяин «Райнгольда», папа Кетель, лично следил за порядком: почетный гость мог отведать свой любимый салат в полной тишине.

Папа Кетель в душе подозревая, что Зорге на самом деле был ловким дельцом. Потому что, как считал ресторатор, только тот мог много пить, у кого водились немалые деньжата. А у корреспондента нескольких газет и информационных агентств не могло быть столько «бабок», будь он хоть семи пядей во лбу. Правда, Зорге, чтобы отвести всякие пересуды, несколько раз показывал папе Кетелю немецкие денежные чеки, выплаченные ему, Зорге, редакциями газет и журналов за опубликованные материалы. Но ресторатор не поверил и остался при своем.

Впрочем, папа Кетель не придавал большого значения своим подозрениям. Он симпатизировал Зорге и всегда был готов услужить доктору и выполнить его любое желание. Рихарду нравилось, например, виски «Лейбл». Так Кетель перевернул всех поставщиков, пока не собрал в своем подвале солидный запас бутылок любимого напитка «милого доктора». Стоило Зорге высказать пожелание насладиться пением хора с Гавайских островов, Кетель немедленно организовал выступление музыкальных кудесников в своем ресторане. Если Зорге хотел откушать в отдельном кабинете, само собой понятно, для него сразу же предоставлялось укромное местечко.

Ходзуми Одзаки уже ждал Рихарда в помещении, далеком от любопытных глаз и ушей. Когда Зорге вошел, японец поднялся и церемонно поклонился. Затем протянул руку.

— Мы редко встречаемся здесь, — сказал Одзаки.

— И зря, — ответил Зорге. — Это заведение самое неброское и безопасное место для встреч. Если я хочу обсудить с вами вопросы первостепенной важности, то всегда выбираю этот ресторанчик, конечно если мы располагаем достаточным временем.

— А какие вопросы, господин Зорге, позволю себе спросить, вы считаете первостепенно важными?

— Вы что-нибудь слышали о штабных учениях в немецком посольстве?

Одзаки едва заметно улыбнулся:

— Ах это. В сущности, там речь шла о старых делах. Неужели они вас все еще интересуют?

— Не забывайте, мы должны до конца выполнять поставленные перед нами задачи, — назидательно отреагировал Зорге. — Вот почему нужно спокойно и подробно обсудить здесь все, что вы называете старой темой.

— Как всегда, я в вашем распоряжении, — вежливо заметил японец.

Зорге трижды нажал на кнопку звонка, укрепленного на стене рядом с дверью.

Мгновенно на пороге выросла матушка Кетель и, дружески улыбаясь, осведомилась о том, что желают господа.

Зорге заказал для себя сасими, сырое, нарезанное тонкими ломтиками филе морской рыбы. Одзаки изменил японской кухне и попросил принести хорошо прожаренный бифштекс по-немецки. Что касается выпивки, то Рихард выбрал, имея в виду и своего собеседника, бутылку доброго немецкого вина, изготовленного в долине реки Майн. Но Одзаки, помешкав, не удовлетворился этим даром Франконии и попросил добавить шотландского виски. При этом Зорге, испытующе взглянув на невзрачного собутыльника, недоверчиво хмыкнул.

Пока накрывали стол, собеседники обменялись ничего не значащими дежурными новостями. Потом Одзаки рассказал о новых лицах, появившихся в клубе «Утренней трапезы».

— Всеобщее беспокойство в японских правящих кругах, — продолжил Одзаки, — все возрастает. В них, можно сказать, царит атмосфера повышенной нервозности. Непрерывно растет требование не упустить счастливых шансов. Сейчас наверху созревает последнее решение.

— Значит, вы считаете, что скоро будет сделан ход козырной картой, начнется война и ничто не сможет ее остановить? — спросил Зорге.