Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V Страница 67

Человек Возрождения — не только титан, не только ясная чистота Рафаэля, трагическая фигура Микеланджело или мудрость Леонардо: человек Возрождения — это скорее блестящее и очень сложное соединение добра и зла, таланта и порока, какое мы видим в более обычных людях того времени, например, в Пьетро Аретино или Бенвенуто Челлини.

Друг и вдохновитель великого Тициана, мессэр Пьетро, бросавшийся в самую гущу жизни, ненасытно упивавшийся любовью и знавший только одну заповедь — жить! Автор скандальных «Sonetti insuriosi» и полных скабрезностей «Ragionamenti». Тонкий эстет, острый наблюдатель, без зазрения совести торговавший своим пером. Бесстыдный взяточник, бравший деньги для покупки произведений искусства, бессовестный стяжатель, безгранично любивший красоту, который думал: «Вряд ли существует на свете что-нибудь столь же привлекательное и ласкающее глаз, как живопись, — даже драгоценные камни и золото не могут сравниться с нею». Этот очень хороший и очень дурной человек нес в себе неугасимую искру Возрождения.

Таким же был и знаменитый мессэр Бенвенуто — всесторонне образованный человек, ваятель и золотых дел мастер, музыкант, писатель, отчаянный храбрец, ненасытный любовник, опаснейший дуэлянт и убийца. Он просидел на тюремной цепи двадцать лет и написал свои жизнерадостные «Воспоминания» — единственные в мировой литературе воспоминания узника, звучащие как бурный и торжествующий гимн радости бытия.

Все доброе и злое, что в обычной душе развивается лишь вялыми ростками, у этих людей распустилось фантастическим цветом: страстные искатели красоты, они, не боясь смерти, любили жизнь, и в этом было их подлинное величие.

Мессэр Бенвенуто, с улыбкой играя эфесом шпаги, между тем говорил:

— Все, что случилось с тобой, ты понял как несчастье. Стыдись! Миллионы людей рождаются в слепой темноте, в ней живут и умирают. И самое страшное в таком прозябании — найти свое маленькое счастье. Это дешевый уют, сомнительная сытость и «величайшее благо!» — безопасность. Они годами строят свою хижину, чтобы в конце концов повесить на чердаке копченую свиную ногу — предел их мечтаний. Вот тогда их возможная цель достигнута — прозябание обеспечено, остается лишь досадная тревога — не украдут ли злые воры с чердака это сокровище…

Всю твою жизнь я вел тебя по иному пути. Ты не построил хижины. Ты шел вперед недосягаемым и очарованным. Я показал тебе великолепие сего мира и щедро одарил возможностями — научил любить красоту, осчастливил радостью творчества, поднял до высоты идейных страстей. Ты так много видел, так много знаешь, так много чувствовал. И что же? Ты изменял мне, по крайней мере, в желании. Утомленный и измученный трудностями моего пути, ты не раз поворачивался назад и с завистью глядел на прочную и спокойную хижину соседа. Твоя рука уже тянулась к свиной ноге, и я едва успевал вкладывать в нее цветы и шпагу. Ты прожил неразумную жизнь — короткую, тревожную и опасную, но она была безмерно ярка, как всё твое прекрасное и страшное время. Ее крупицы могли бы украсить прозябание десятка других жизней. Ты — дитя своего века, счастливец! Так что же, ты хочешь изменить мне теперь?

Перед тобой луна всходит над Хоггаром, ты — рядом с шелковым шатром Тэллюа. Вокруг тебя чудеса, недоступные миллионам. Ты — избранный! Радуйся: твоя жизнь была красивым раскрытием самого себя, и пусть такой же будет твоя смерть. Умереть — это значит испугаться смерти! Все прочные хижины населены мертвецами, а ты — бессмертен, потому что у тебя ничего нет кроме свободы и красоты. Ты ли не бесстрашный боец, неутомимый искатель и ненасытный любовник? Ты позавидовал своим друзьям, оставшимся дома? Они в этот час спокойно спят в своих удобных постелях за надежно запертыми дверьми. Ты можешь унизиться до идеалов Дерюги, для которого сокровище Ранавалоны — лишь золотой ключ в серое царство посредственности?

Я не хочу для тебя ни долгой, ни спокойной жизни, но только короткий и обреченный рассвет. В эти годы разрушения всех прочных хижин ты пройдешь по дороге к Недосягаемому с непокрытой головой и потому совершенно не доступный для могущества бури. Нет у тебя свиной ноги, которую можно отнять, и ты ее не прижмешь к груди в предсмертный миг, как жалкие миллионы других. Вот потому, умирая, ты не умрешь: твой дух в красоте, а красота бессмертна!

Истерзанный, связанный, с кляпом во рту и петлей на шее ты подлинно свободен, и то, что ожидает тебя — лишь радость жизни, самый высокий взлет избранного счастливца!

Подними голову и открой глаза! Смотри — вот луна всходит над Хоггаром, может быть, освещая последние минуты твоего торжества!

Я вздрогнул и открыл глаза. Мне показалось, что это был сон. Возможно, но он освежил и укрепил меня.

Рядом слуги седлали белого скакуна. На земле лежала приготовленная для похода поклажа — мешок с провизией, бурдюк с водой и тяжелый пакет, очевидно — золото Балли. Закончив работу, слуги осмотрели мои узлы и, тихо разговаривая, ушли в шатер.

Голова кружилась. В скрученных ногах и руках я чувствовал боль и в то же время не чувствовал ее, как будто бы это было чужое тело, на которое я смотрел со стороны. Мысли путались. Странно, никакой тревоги больше не было. Равнодушие. Я вспомнил о Дерюге только на один момент и потом стал смотреть кругом.

Как неполно слово «голубой» передает дивные переливы лунного сияния, или такой прекрасной может быть только ночь в Хоггаре? Тончайшие оттенки других цветов нежно мерцали в ослепительной голубизне неба и облитых сиянием скал. Да, это голубой чертог моей смерти, видимый сквозь три завесы — розовую, зеленую и желтую, три слегка шевелящиеся тончайшие завесы, шитые тяжелыми серебряными нитями. Какая красота! Будь благословенна жизнь…

Голова кружилась, и опять я бессильно закрыл глаза. Тело совсем отделилось от меня. Освобожденный и легкий, я поднялся, взмахнул руками и уплыл в волшебные переливы ночи…

И снится мне удивительный сон.

Кровавое солнце заходит, алые лучи низко стелются по плоской и голой земле. Тяжелая тишина. Безлюдье. Я знаю, это — конец странствия. Смерть.

С непреодолимой силой она влечет меня к себе, в мутную даль. Я не хочу идти, упираюсь, широко расставляю ноги, вдавливаю их в песок, и ничего не помогает. Она притягивает меня: голова, руки, тело — весь «я» стремлюсь к ней и, чтобы не упасть, делаю шаг… потом борьба начинается снова… и опять мучительный шаг… еще… еще… я чувствую ее близость и в отчаянии падаю на колени… ложусь… но тело волочится вперед и всё вперед… Напрасно впиваюсь пальцами в песок: сила смерти беспощадна, и она тащит меня к себе. Позади остается лишь взрытый песок — ничтожный след моих отчаянных усилий…