Сергей Кремлев - 7 побед Берии. Во славу СССР! Страница 68

Но вот же — в тексте статьи БСЭ конкретный автор идеи обозначен не был.

А как там товарищ Берия?

Он ведь был единственным архитектором среди членов правительства и единственным членом правительства среди архитекторов.

Так не Берия ли высказал идею первым?

А если это сделал и не он, а кто-то из общавшихся с ним архитекторов, то Берия вполне мог сразу же, с лёту, эту идею оценить и довести до Сталина. А тот её тоже с лёту оценил по достоинству и сделал руководящей для всех, кого было решено привлечь к проектированию высотных зданий.

А может быть, мысль пришла в голову первому Сталину, а он поделился ею с Берией, а Берия её сразу же горячо поддержал?

Нет, как ни прикидывай, а уже к общему замыслу московских «высоток» Лаврентий Берия в какой-то — и немалой — мере был причастен.

Конечно, всё сказанное выше — не более чем гипотеза, догадка, однако — на мой взгляд, гипотеза вполне правомерная.

ВО ВСЯКОМ случае несомненным историческим фактом является то, что Берия официально курировал проектирование и строительство «высоток», а делать что-либо формально, осуществляя «общее вмешательство в дела подчинённых», он не умел.

Д. Хмельницкий, любящий Берию не более Сталина, тем не менее прямо заявляет, что, «видимо», благодаря блестящим организаторским способностям Берии к 1953 году, то есть в кратчайшие сроки, были построены семь зданий из восьми. Хмельницкий их называет «небоскрёбами», но тут уж, надо полагать, проявился его благоприобретённый «европеизм» — в Москве Сталина и Берии были возведены не «небоскрёбы», а высотные здания!

О том, как Берия конкретно работал с их проектировщиками и строителями, сохранилось по крайней мере одно достоверное свидетельство. В великолепной почти во всём книге Ивана Ивановича Чигирина «Грязные и белые пятна Истории. О тайне смерти И.В. Сталина и о некоторых обстоятельствах его правления» приводятся рассказы на сей счёт Виктора Михайловича Абрамова, главного инженера проекта и главного инженера строительства высотного здания у Красных Ворот.

В 1951 году Абрамову исполнилось 43 года, и он применил при строительстве своей «высотки» крайне дерзкий новаторский способ временного укрепления грунта-«плывуна» под фундамент — попросту заморозил его.

Но легко сказать: «попросту заморозил». Земляные массивы — не куриная ножка, тут требовались уникальные, масштабные технологии замораживания грунтов и соответствующее оборудование!

Огромное здание строилось со значительным расчётным отклонением от вертикали (своего рода аналог Пизанской «падающей» башни!), а после размораживания грунта должно было медленно-медленно качнуться (!) в обратную сторону и занять строго вертикальное положение.

Только инженер может понять всю самобытность замысла Виктора Абрамова, но только, как я догадываюсь, инженер-строитель (лично я — инженер-зарядостроитель, что означает нечто иное) может в полной мере понять всю рискованность его идеи.

Однако всё закончилось блестяще, а это и другие строительные решения Абрамова вошли позднее в учебники.

Так вот, 14 апреля 1951 года, накануне Первомая, Абрамова пригласил к себе Берия, чтобы дать задание: на здание у Красных Ворот надо установить к празднику шпиль с пятиконечной звездой.

Через много лет В.М. Абрамов говорил хорошо знающему его П.П. Чигирину, что беседа была доброжелательной и корректной, без намёка на угрозы, и «больше походила на просьбу человека, который действительно хочет сделать людям подарок к празднику».

Абрамов встречался потом с Берией многократно и никогда никакого страха не испытывал, а когда после ареста Лаврентия Павловича услышал «шокирующие истории о Берии», был ими «немало удивлён».

Абрамов рассказывал Чигирину, что в общении Берия был человеком вежливым, деловым, без вельможного барства. Но был очень пунктуален и требователен в выполнении решений. Не можешь что-либо выполнить в срок — доложи, скажи, чем требуется помочь.

При этом Лаврентий Павлович хорошо читал строительные чертежи, с лёта вникал в строительные проблемы и, по словам Виктора Михайловича, он и Берия, «как инженеры», «разговаривали на одном языке».

В 1949 ГОДУ авторы проектов всех семи высотных зданий были удостоены Сталинской премии — ещё до окончания строительства.

Но и оно было не за горами — «бериевские» «высотки» строились «бериевскими» темпами. Пожалуй, не лишним здесь будет сообщить, что на территории, теперь занимаемой МГУ, и в Зарядье ранее стояли старые дома, и всем переселяемым надо было предоставить новое благоустроенное жильё со всеми коммуникациями, инфраструктурой, дорогами и прочим. Один такой жилой массив был построен в районе станции Лобня, второй — в Текстильщиках, а третий — в Черёмушках, тогда деревне в 5 километрах от Москвы, ставшей новым посёлком городского типа в Ленинском районе Московской области. Со временем Черёмушки вошли в черту столицы, а название «черёмушки» в хрущёвские времена стало нарицательным для всех новых жилых массивов в самых разных городах СССР.

Однако в действительности и это весёлое, полное когда-то радости и надежд, название связано, как видим, с работой для народов СССР Лаврентия Берии! Главным же памятником Берии на века — рукотворным, но, увы, безымянным, стали в Москве её высотные здания.

Но он этой своей заслуги никогда и никак не выпячивал и до рекламы (о саморекламе вообще не разговор!) охоч не был. После его ареста Управляющий делами Совмина СССР Помазнев в записке в ЦК от 2 июля 1953 года писал:

«Высотные здания Берия считал своим детищем. Однажды я слышал, как он говорил, [что] другие уже десять раз фотографировались бы на фоне этих зданий, а тут строим, и ничего.»

Итак, даже нелояльный к Берии, срочно и мелко клевещущий на него, Помазнев невольно отметил личную скромность Берии.

В той же кляузе на Берию от 2 июля 1953 года Помазнев писал:

«По распределению квартир в высотном здании на Котельниках я доложил, что просьб около 1,5 тысячи, а квартир 110. Он предложил сделать на каждую (! — С.К.) просьбу справку и доложить. Тут же был вызван находившийся в приемной т. Комаровский (тот самый. — С.К.), при котором мне было сказано, чтобы были прекращены всякие разговоры об отказе от эксплуатации университета (Управлением делами СМ СССР. — С.К.). По этому вопросу я с ним спорил, доказывая, что чистить уборные в университете Управлению делами не подходит. Он мне сказал, что Пономаренко, если и попросит себе это дело, ему не дадут, т. к. это здание равно капиталам Дюпона и других американских миллиардеров.»