Святослав Задерий - Дети равновесия Страница 7

Саш-Баш уехал — поселился я у Совы. Сова, как талантливый портной, был человек зажиточный, и мы с ним славно гуляли какое-то время. Но он еще отличался тем, что был меломан, причем меломан серьезный. У него было четыре полки, заставленные пластинками: весь «Битлз», весь "Роллинг Стоунз", ну — просто все, даже «Дорз» мы там нашли с Саш-Башом. Но любимый человек у него был Фрэнк Заппа. Он мне сшил штаны совершенно великолепные, причем сшил за полтора часа, может даже меньше. И вот стали мы с ним как-то разговаривать, я ему и говорю: Сова! Ты такой зажиточный человек сибирский, живешь в Академгородке. Воту вас группа сидит в подвале — "Калинов мост". Возьми, стань ее менеджером. Парни-то лихие, поднимутся, вроде неглупые, песни правильные поют. Возьми, вложи в них деньги, что ты их только на водку да на спирт тратишь? И тебе слава будет, и город поднимут… Он отвечает: да не, дураки они, идиоты, поют хрен знает о чем, я вообще их слушать не хочу. Прихожу к ним — так, только потому, что люди хорошие. Он мне стал ставить Фрэнка Заппу: вот, любимый мой человек, не то что эти… я говорю: слушай, Сова, если ты станешь менеджером группы "Калинов мост", Фрэнк Заппа пожмет тебе руку. А в это время получилась такая ситуация, что должен был приехать Брайан Ино к нам в Питер, и, соответственно, через него можно было выйти на Фрэнка Заппу. Потому что мой тогдашний басист должен был тогда найти первый "термин вокс", замечательный инструмент, который до сих пор мало используется в музыке. Он не поленился, поехал в Москву, нашел изобретателя «термина», купил у него этот первый "термин вокс", на котором, говорят, играл еще Ленин в 22-м году. И собирался приехать Брайан Ино, чтобы попробовать все это. Сова слушал, слушал, но в какой-то момент решил, что ему просто гружу все это ну, то есть так… просто вру. Такие имена привожу, уж прямо так уж там… лихо-то все. А я все говорю: вот, станешь менеджером группы "Калинов мост" — Фрэнк Заппа пожмет тебе руку!

Короче говоря, я уехал в результате. Сова, видно, подумал — да менеджером-то и стал. Результаты я рассказывать не стану — они известны. И случился однажды такой прекрасный момент, когда группа "Калинов мост" репетировала на студии у Микояна — ну, у Стаса Намина. Вдруг открывается дверь, заходит Фрэнк Заппа, ему представляют: вот, Сова, менеджер группы "Калинов мост", а это — Фрэнк Заппа. Есть даже фотография — публиковалась — публиковалась в" Московском комсомольце": Стас Намин, Сова, Фрэнк Заппа и Микоян. Видел ее своими собственными глазами.

После этого Сова уехал обратно в Новосибирск и занялся швейным бизнесом. За каждое слово, которое я здесь сказал, я несу душевную ответственность…

Слушай! Я не хочу тебе лгать,

Я не обещаю тебе старых приятных наград, я обещаю тебе новые, грубые,

Вот каковы будут дни, что ожидают тебя:

Ты не будешь собирать и громоздить то, что называют богатством,

Все, что наживешь или создашь, ты будешь разбрасывать щедрой рукой,

Войдя в город, не задержишься в нем дольше, чем нужно,

и, верный повелительному зову, уйдешь оттуда прочь.

Мы с Панкером пришли к Майку в то место, где он занимался творчеством, писал песни, и — работал по совместительству сторожем. Как положено в этом мире, похоже, всем художникам, писателям и музыкантам. Они сторожат. Только кого от кого — непонятно. Но они сторожат. А кто должен быть на страже, с другой стороны, как не писатель, не музыкант, не поэт? Майк там занимался, ко всему прочему еще тем, что пил портвейн, встречался с друзьями и играл в преферанс. Он вообще был очень обаятельный человек. Панкер представил меня Майку как Алису. Мы принесли ему портвейна, любимого Майковского напитка. Посидели, потом он позвонил своей жене. Говорит: я здесь сижу, все в порядке, работаю. Как я понимаю, она услышала голоса и спросила его: а с кем ты там? Он отвечает: с Панкером и Алисой. Нет, говорит, Алиса — это не женщина, это мужчина… Что ты, мол, это не гомосексуализм, это психология. В общем, отмазался от жены по полной схеме. И с тех пор я стал некоторым образом его крестником — потом это прозвище стало расходиться все шире.

Майк был фантазер, вообще — добрейший, обаятельнейший человек. То, что с ним случилось, я до сих пор не понимаю. Обстоятельства его смерти так и остаются во многом загадочными. С Цоем, по крайней мере, все понятно если не по сути, то по форме — как все случилось. У Майка все было почти так же, как с Жорой Ордановским. Тот, как известно, просто исчез, не оставив никаких следов.

Впервые с Костей Кинчевым мы познакомились в мужском туалете Ленинградского рок-клуба. Ко мне подвел его Панкер и представил как своего знакомого из Москвы. Он был симпатичный мальчик с пронзительными угольно-черными глазами, с челочкой, ниспадающей на нос и с точечкой на кончике этого носа. Я не обратил на него никакого внимания — ну, приятель и приятель. Бог с ним. Второй раз он возник уже тогда, когда Панкер мне сказал про него: Костя поет хорошие песни, мы ездим с ним в Сливянку… или Славянку… станция такая есть на юге… у Панкера надо уточнить… не помню. Так вот, говорит, не мог бы ты помочь ему записаться? Ну, я говорю, — наше дело — пыхнул и пошел вперед. Бог придал нам силы, Панкер согласился на все условия, — короче, мы встретились во второй раз уже у церкви… не помню названия церкви — та, что у Летнего сада. Там Панкер работал в театральном институте звукооператором — и он привел нас в свой театральный институт. Пришел Заблудовский Андрюша, Балашов — «секретовцы». Сели. Мне Костя пропел свои песни, я говорю: ну — что… ребята, я вам покажу как и что. Наметили приблизительные аранжировки. да они сами — великолепные музыканты, мгновенно схватили все. Костя играл на банке… Записали мы первую песню "Доктор Франкенштейн" — потом туда-сюда — и получилось так, что вошли мы встудию в два часа дня, а вышли в два часа ночи уже со сведенным альбомом. В конце записи Панкер прыгал от радости — а он такой толстый, массивный… большой холодильник с черными зипперами по всему телу. В общем, было замечательно. Поэтому мы решили назвать этот альбом "Нервная ночь" — я придумал название, поскольку название-то какое-то должно быть, раз группа создалась. А так как меня Костя постоянно «подлечивал» — то от Франкенштейна и перешло к нему то… некое состояние — докторское. Так он стал доктором. Шел 84-й год.

Состав «Алисы» сложился тогда, когда моя группа "Хрустальный шар" ввиду женитьбы гениального гитариста Вовы Кровавого разошлась. Вова был действительно гениальный гитарист, мог играть как угодно — на голове, стоя «мостиком», и так далее. Мы играли, я считаю, достаточно хороший хард-рок, такой сексуальный, подвижный. Прозвище «Кровавый» произошло оттого, что однажды они с ребятами военную форму набили соломой, облили красной краской и оставили в парадной. Проходившая мимо старушка, говорят, увидев это, умерла от сердечного приступа. Но потом он женился, жена увезла его с собой, и у меня группа без основного гитариста несколько растеклась. Ко мне подошел Паша на заседании рок-клуба — и, как деловой человек, предложил объединиться. Представил мне Шаталина. А Шаталина я уже до этого видел — он выступал в группе "Демокритов колодец", им самим созданной, и когда я от Паши узнал, что человек, приехавший из Красноярска, умудрился создать здесь группу, написать для нее сам тексты, музыку, и при этом у него еще в группе грузин с Салтыковым — позже известным по другим проектам… Шаталин был такой Железный Дровосек — совершенно спокойный, очаровательный мужчина. Он мне импонировал больше всех в этой группе — а они играли в стиле «бостон», довольно жесткую музыку. И было видно, что от Шаталина там основная энергия и идет, несмотря на то, что он сам по себе очень скромный и спокойный. Мы с ним собрались и попробовали играть вместе. Ситуация была такая — Шаталин любит «бостон», хард-рок, "Дип Пепл", Паша — более мягкую музыку, я увлекался психоделическими сложными штуками, поэтому вроде бы сначала произошла несостыковка, но потом я их уговорил… с помощью алкоголя, места и аппаратуры: ребята, почему бы нам, собственно говоря, не сойти с ума и не начать изначальна — с хаоса? Давайте не будем задаваться вопросом — что мы будем играть, а просто будем играть и чувствовать гармонию того, кто играет дальше. Тоесть принцип был очень простой, и постепенно мы составили "хаосную программу" — "Синтезатор сладострастия". А со мной с текстами еще работал Илья Утехин — но он всегда старался оставаться в стороне. Сейчас он дипломат, а тогда еще только хотел быть дипломатом, и мы были, прямо скажем, не самым чистым пятном его биографии. Программу мы репетировали у господина Терещенко в его корабельном институте — он нам любезно предоставил «точку». До нас там уже репетировал «Аквариум», но Борис после второй вещи закричал: "Здесь невозможно играть, здесь так пахнет коноплей, что я не могу взять третьего аккорда".